Читать нас в Telegram

Летом я систематизирую референсы и библиографические списки. Это приятное дело обычно начинается по случаю: для обсуждения с коллегами или обновления учебного курса. Потом оно перерастает в пересборку структуры материалов или погружения в новые сюжеты.

В этот раз мы собирали подготовительную программу для абитуриентов — theory | fan | fiction про чтение и письмо. Я искала статьи, которые касаются цифровой гуманитаристики и при этом относятся к моей прежней исследовательской области — Internet Studies. Подивилась тому, как близки эти области: вот провели исследование походов в музеи, и те же люди сделали цифровое приложение. Или наоборот — пишется статья про память и теорию архива, а параллельно — создаётся сайт архива. «Этими самыми руками», как я писала в начале этого учебного года.

За год я поняла, как тяжело даётся синхронность критического подхода и прикладного действия, так элегантно устроенная в статьях и готовых проектах. 

Сначала я поняла, что правы были многие мои коллеги, утверждавшие, что тяжело учиться и работать без стабильного фонового знания, которое даёт идентичность (социологическую, инженерную, искусствоведческую, математическую) и некоторую дистанцию от современности. Конечно, это не значит, что цветущая междисциплинарность обречена скитаться в поисках своей дисциплины. Но интерес и ответственность исследователя-проектировщика требуют очень специфичного контекста. Реконструировать (или создавать) такой контекст приходится всё теми же руками, и кажется, это основная задача, которую я предполагаю для себя на будущий год.

Три типа контекста

Во-первых, это связь истории знания с историей инструментов и техники. Чаще всего её изучают исследователи науки и технологий, философы и историки науки. Но сегодня такое знание становится необходимым не для абстрактной рефлексии. Это вопрос, который приходится решать в каждом тексте, будь то техзадание или научная статья. Как не потерять смысл слов и терминов, а когда — понять их изменения? Например, важно ли различие между «данными» и «информацией», «этикой» и «нормами»? Где граница между количественным подходом из классической статистики и тем, что возникает при анализе больших данных? Что меняет в методе интервью — диктофон и экран, а что остаётся неизменным, как в середине ХХ века? 

Во-вторых, контекст предполагает чуткость к вненаучным формам жизни. 

Если наукой назвать всё, что имеет учебник и кафедру, мы потеряем границу между знаниями, которые развивались при музеях, в бизнесе или лабораториях. «Академичность» может быть благом, а может оказываться проблемой, из-за своей ригидности или высокомерия. Но не только в университетском знании может быть критика, инструменты, вызовы. Но какие вопросы могут быть решены только в университете, а какие — скорее наоборот? Например, когда проблема подлинности цифровых архивов — это вопрос экспертизы учёных? В какой момент мы прислушиваемся к людям, говорящим о своём опыте работы с ИИ-инструментами, а в какой — обращаемся к исследованиям этого опыта?

«Академичность» может быть благом, а может оказываться проблемой

Наконец, контекст в humanities — это то, что связывает гуманитарное и гуманистичное. Эта связь — не в том, что культура позволяет быть за всё хорошее против всего плохого. Скорее наоборот. Вслед за благими намерениями и интересными исследованиями может возникнуть вопрос «и что это значит для людей?». Тогда нам, как исследователям и проектировщикам, приходится уточнять: для каких людей? В ответе на такой вопрос не отделаться тезисами про «целевую аудиторию» проектов или образовательных процессов. Но даже если и отделаться — ответственность оттого не становится меньше.

Все три составляющих контекста — это тонкие сложноустроенные связи: между наукой и не-наукой, исследованиями/проектами и людьми, современностью и традицией. В мире, где я начинала работать с цифровыми проектами, интерес к задачам и сложностям запускал интерес к контексту. Инструменты находились по ходу дела. Освоить CSS-вёрстку? Легко. Асана, джира, ноушен, трелло — мы перепробовали всё, и я не представляла, чтобы этим инструментам нужно было учить. Нужно узнать что-то о статье или теме? Идёшь и пишешь автору. Из этого связного мира казалось, что инструменты и знания отлично работают вместе, поддерживая и дразня друг друга.

Тундра, чернозём и жизнь после контекста

Мир цифровых инструментов как будто живёт в жирном и сытном гуманитарном контексте. Цифровая гуманитаристика появилась на чернозёме из архивов, коллекций, библиотек, систем знания и образования ХХ века. Знания было слишком много, и казалось, что так будет всегда — рост, рост, рост, распространения новшеств, и вообще — информационное общество впереди.

Но руководя программой по цифровой гуманитаристике в России 2024 года, я живу совсем в другом мире. Это не чернозём. Ростков здесь мало, чахнут они легко, а приживаются только сильные и крепкие. Систематизированного знания, которое позволяет сегодня построить граф со связями между словами манускрипта, а завтра — представить эссе на эту тему — всё меньше. Люди увлечённо обсуждают перспективы наличия души у нейросетей, но всё меньше из них могут вспомнить, откуда вообще возникла традиция задаваться подобными вопросами. Даже не вспомнить, а знать, в какой книжке прочитать про это.

Примерно на этой части своего рассуждения я спохватилась. Стоило позаниматься пару лет управленческой работой, и я уже рассуждаю как настоящий дед! Трава, мол, была зеленее в нашем чернозёме глобального конца ХХ-начала XXI века. Не объясняю ли я воздухом времени элементарную неспособность быстро перестроиться на новые лады?

Может быть, так и есть. Но эта неспособность представляется мне сейчас ценной. За год работы новой программы нашей магистратуры я набила столько шишек, сколько едва ли могла набить за предыдущие годы. Мы сделали слишком сложное расписание, курсы не были соразмерны друг другу, цифровые проекты студентов требовали больше сил, чем было времени, мы сделали научно-производственный совет, но не смогли организовать сразу всей оснастки его работы. На конференции «Гуманитарные проблемы актуальных наук» были прекрасные встречи и о науках, и о методах, и о проблемах, но конфликта междциплинарности не произошло. Наконец, наши выпускники защитили красивые и толковые проекты и исследования, получили высокие оценки и даже планируют продолжать, но теперь есть новая задача — изобрести сеть поддержки их инициатив.  

я набила столько шишек, сколько едва ли могла набить за предыдущие годы

Такое изобретение и понимание ошибок заставляют меня задуматься о масштабах, и о том, что происходит, когда мы имеем дело уже не с одиночными инициативами. Если исследование и проект по отношению друг к другу — это фигура и фон, то они меняются местами последовательно, не одновременно. Из исследования может произойти проект. Например, мы изучили, как живут люди или меняются изображения — и хотим осмысленно к этому отнестись: рассказать об этом, сохранить какой-то артефакт или помочь изменениям. Проект задаёт рамку и необходимость для исследования. Между ними нужен зазор, пауза, точка не-сборки. Его преодоление (те самые три контекста, описанные выше) создаёт субъектность исследователя или предпринимателя: того, кто выбрал определённый тип ответственности за организацию жизни в мире или знание о ней. Это разные типы ответственности, прав был Макс Вебер (в текстах про науку и политику как призвание и профессию).

Наука может создавать контекст для техники, верно и обратное: техника задаёт правила существования науки или меняет их. Но одновременно менять и быть стабильным — почти невозможно, особенно в условиях всё большей бессвязности контекста, в которой мы находимся. И эта констатация бессвязности — не совсем брюзжание деда. Коллеги условного «бумерского» возраста вокруг меня действуют так, как будто все понимают, о чём они. А вот коллеги возраста моих студенток и студентов, то есть лет 22–25 — нет. Для людей, чьё взросление пришлось на пандемию и военные конфликты, идея общей связности — вообще не то, что есть в графе «очевидные свойства мира». Это то, чего можно будет добиваться, но не то, из чего можно исходить.

Предисловие к библиографии

Чтобы подобрать библиографию к занятиям для абитуриентов, я провела долгие часы над старыми текстами и понимала, что у меня есть куда более сложная задача. Мне нужно было собрать тексты, в которых люди спорят, орут друг на друга через библиографии, восхищаются и скучают по своим мёртвым белым мужчинам или негодуют насчёт их теорий в цифровую эпоху, опровергают предыдущие методы. Короче говоря, мне нужно было найти тексты, полные интеллектуальной жизни, чтобы чтение такого текста не вызывало у участниц курса сомнения: да, есть мир, где цифровые гуманитарные исследования — нужны, связаны с проектами и книгами. Кажется, у меня получилось только с парой таких статей и книг. Зато как много удалось понять про прежние ошибки. Fail better, как завещал нам Беккет.

Тексты и иные источники, упомянутые в статье:

  1. Список литературы к экзаменам, уточняемый и дополняемый.
  2. Библиотека клуба любителей интернета и общества, бережно собранная нами за годы творчества. http://clubforinternet.net/library 
  3. Schofield, T., Kirk, D., Amaral, T., Dörk, M., Whitelaw, M., Schofield, G., & Ploetz, T. (2015). Archival Liveness: Designing with Collections Before and During Cataloguing and Digitization. DHQ: Digital Humanities Quarterly, (3). — статья про то, как архив одновременно делают и описывают.
  4. Бонч-Осмоловская, А. А. (2018). Имена времени: эпитеты десятилетий в Национальном корпусе русского языка как проекция культурной памяти. Шаги/Steps, 4(3-4), 115-146. — исследование Анастасии Бонч-Осмоловской, замечательный пример рефлексии метода и его применения.
  5. Васильева, З. С. (2010). Опыт исследования коммуникативного взаимодействия, опосредованного видеотехнологиями. Антропологический форум, (13), 177-210. — обзор прикладных исследований, посвящённых видеотехнологиям.
  6. Китчин, Р. (2017). Большие данные, новые эпистемологии и смена парадигм. Социология: методология, методы, математическое моделирование, (44), 111-152. — сложноватая, но интересная статья о том, почему данные, знание и эпистемы — не одно и то же.
  7. Drucker, J. (2011). Humanities approaches to graphical display. Digital Humanities Quarterly, 5(1), 1-21. — классический текст Джоанны Дракер, где гуманитарное и гуманистичное — очень близки. 
  8. https://mimionuoha.com/the-library-of-missing-datasets — контексты 2 и 3 легче понять, если читать работы Дракер и смотреть на работы художницы Мими Онуохи.
  9. О душе и машинах есть немало текстов, например:
    1. Бергсон, А. (2011). Два источника морали и религии. Книжный дом-Университет. — ключевая фигура «философии жизни», в заключительной главе своей сложной и спорной книги рассуждает о том, что рост прогрессе не означает душевного развития.
    2. Гринбаум, А. (2017). Машина-доносчица. Как избавить искусственный интеллект от зла. СПб.: Транслит. — поэтичный текст о том, что не стоит перекладывать мораль человека на ИИ. стоит вспомнить о существовании в истории культуры других нечеловеческих агентов.
  10.  Вебер, М. (1990) Избранные произведения. М.: Прогресс.