Интеллектуальная работа — это организация людей и идей. Пишем ли мы статью, осуществляем включённое наблюдение, подбираем промпты, слушаем лекцию или проводим воркшоп — через эти действия выстраиваются отношения людей и идей. Один из видов интеллектуальной работы — устройство образовательного процесса. В нём люди важнее идей, так как они являются её началом и концом. Идеи играют вроде бы вспомогательную роль: они позволяют людям измениться вместе, объединяясь и обнаруживая новые границы.
В этом тексте я пытаюсь ответить на довольно простой вопрос: «Какая работа идёт в магистратуре по цифровым методам в гуманитарных исследованиях?» Я руковожу этой программой уже год. В тексте я пытаюсь подвести итог и сделать работу по руководству программой понятной и видимой. Хотя программа, сама структура, работает и без пояснений, то, в каком направлении она меняется, не всегда ясно. Тем не менее изменения заслуживают обсуждения и критики.
Моя работа в качестве руководителя магистратуры началась прошлой осенью. Мне предстояла задача, объём и сложность которой были не совсем очерчены. Отчасти программа уже была собрана, мне вроде бы нужно было её поддерживать и одновременно дособирать.
Начало работы в этой должности имеет твёрдую дату. 21 сентября 2022 года я села в «Сапсан», чтобы приехать в Санкт-Петербург и заниматься любимым делом: разрабатывать и вести учебные курсы и проекты, вместе с коллегами и студентами выстраивать наш опыт. Новости, в частности, новость о начале мобилизации — с утра я не читала, а прочитала уже перед выходом из Московского вокзала.
В этот день на моих глазах и в моих руках рассыпались элементы будущего, которое формировалось, пока я работала преподавателем и руководила исследовательским направлением в магистратуре. Оказалось, что мне нужно работать с будущим по-новому: пересобирать даже не с фундамента, а с проектирования архитектуры и заколачивания свай.
Основания цифровой гуманитаристики лежат не только в самих дисциплинах, где апробируются «цифровые» методы и подходы. Они есть в общем, международном движении: людей, журналов и конференций. В России есть несколько DH-центров и магистерских программ — в Москве, Калининграде, Красноярске, Перми. У каждого — свои основные направления и особенности.
В ИТМО программа устроена как проектная: мы работаем с инструментами по созданию цифровых объектов и процессов, в первую очередь в культурных институциях. Это требует многообразия дисциплинарных подходов. Сложно работать только с лингвистикой, историей или культурологией как основной и единственной базой, когда имеешь дело с целой институцией: от музея до образовательного центра при библиотеке.
Чтобы разбираться в сложных объектах, про них недостаточно много читать. Нужно уметь различить задачи, возникающие в ходе изменения институций и знаний — собственно, в ходе цифровизации. И только умея различать такие задачи, получится выбрать способ изучения и действия, который будет им адекватен.
Работая с изменениями, важно находить точки стабильности знания, которые и становятся основой образования.
Работа в образовании — это работа с будущим. Люди приходят в университет, чтобы делегировать институции часть ответственности за своё будущее. Их решения, списки чтения, часы отдыха, ролевые модели и типы внимания становятся предметом внимания преподавателей и администрации.
Люди отдают институции свои решения, чтобы она объединила их и сформировала однозначность будущего. В нашей магистратуре такая однозначность называется «цифровая гуманитаристика».
У неё много других имён: в реестрах компетенций и навыков, на конференциях и в учебных планах, в опросах студентов «Чему вы пришли учиться?» фигурируют и другие слова.
Но магистерская программа, повторю, придаёт однозначность. Она говорит студентам: «Вы теперь цифровые гуманитарии. Два года вам с этим нужно учиться жить».
Два года — это очень много.
На протяжении всех лет работы в образовании я удивляюсь тому, как причудливы отношения «навыков» и «компетенций». В рекламе и бюрократических документах часто рассказывают, что люди могут научиться в университете «навыкам» и овладеть «компетенциями».
На деле имеется в виду борьба со страхом, решимость, последовательность, понимание границ, умение заботиться о себе, уважение к делу других, основанное на понимании этого дела, а также навык сосредоточения и чуткость к миру, позволяющая увидеть его часть как собственную задачу.
Профессиональный физик, менеджер и художник отличаются друг от друга тем, на что (и кого) опираются, когда практикуют эти свойства. Их навыки и способность ими пользоваться могут сформироваться и вне университетских стен.
Два огромных года в цифровой гуманитаристике нужны, чтобы каждый день со страхом, воодушевлением или интересом обнаруживать и создавать цифровые интерфейсы, объекты и процессы, привыкая к тому, что вы можете с ними работать. Через два года интерфейсы любого цифрового приложения могут измениться. Вместо половины из них появятся промпты. Высшее образование может дать только спокойствие: «И с этим я сладить могу».
Организация этого спокойствия и есть основная задача при управлении образовательной программой.
В DH-магистратуре в ИТМО люди учатся делать и проекты, и исследования одними и теми же руками. Ради этого мы переделали с коллегами образовательную программу и на протяжении года показывали примеры и объясняли, почему так нужно:
- Исследование — всегда проект, оно имеет дело с предположением и последовательностью действий. Своей сосредоточенностью во времени и месте исследование отличается от науки.
- Проект, не основанный на исследовании, объясняющем/выясняющем, зачем и как действовать, — это просто задача от начальства. Это не проект.
Такое сочетание проекта и исследования, в общем незамысловатое, почему-то не пользуется популярностью в мире позднего капитализма. За год работы в магистратуре я стала предполагать, что проблема в том самом делегировании своего времени и решений институциям.
В возрасте семи лет люди чаще всего отправляются в школу, где право распоряжаться временем и пространством человека передаётся институции — на полдня (а то и больше). На второй ступени высшего образования они должны забрать себе обратно способность распоряжаться собой. Это сложно и требует двух лет работы.
Совмещение проектного и исследовательского подхода может научить многому. Главное, чему оно учит, — каждый день признавать, что это одни и те же (собственные) руки, голова, глаза понимают роскошь и ужас цифровизации и делают, делают, делают её. Пишем ли мы статьи или собираем кнопку в интерфейсе, мы участвуем в процессе, последствия которого можно только предположить. Чтобы предполагать, нужен проект. Чтобы разобраться, как устроены вещи и люди — исследование.
В ИТМО учатся тысячи замечательных айтишников. С айтишниками я сталкивалась в своей жизни изрядно и даже исследовала одно из свойств этой профессиональной группы. Работники IT-сферы беспокойны насчёт влияния собственных творений на мир: они нередко ограждают детей от гаджетов, а себя — от постоянной включённости в публичные сферы через социальные сети. Понимая, как передаётся информация, они становятся осторожными и чутко реагируют на антиутопические (как и утопические) образы будущего, укрепляемые с помощью цифровых разработок.
Эти образы создают маркетологи, медиа, менеджеры, но не сами айтишники. Они порой с удивлением обнаруживают себя в мире, который сделан как будто их же руками. Их — да не их.
В магистратуре по цифровым методам в гуманитарных исследованиях мы пытаемся не закрывать глаза ни на какие последствия цифровизации. Уничтожение материальных фондов — оцифровали и можно выбросить? Да. Перераспределение рабочих мест, чтобы старый архивист получал 12 тысяч рублей в месяц, а юная SMM-щица — 80? Да. Развитие методов вроде стилометрии и языковых моделей, позволяющих усиливать контроль за людьми, не понимающими принципы их работы? Конечно. Создание образов, предполагающих светлое будущее, ответственность за которое растворяется в «машине»? И это тоже да. Более того, мы знаем, что это будущее может не быть светлым. Этому учат гуманитарные науки, превращая науки в инструменты исследования, а исследования — в основания для знаний и проектов.
Что растёт на ёлке? Шишки да иголки.
Разноцветные шары — не растут на ёлке,
Не растут на ёлке шарики и флаги,
Не растут орехи в золотой бумаге.
Это стихотворение объясняло советским детям основы грамотности по отношению к миру. Оно учило, что есть нечто природное, присущее миру. А есть — сделанное человеком.
- Культурные институции не выросли сами по себе, и неспроста они сегодня изучают поведение потребителя вместо образования читателей в библиотеке или посетителя в музее.
- Инструменты измерения не появились на древе мирового знания, как шишки на хвойном дереве, они возникли в ходе развития знания.
- Навыки построения пайплайна не происходят из необходимости питаться и одеваться зимой, а являются свойством эпохи, в которой мы живём.
Эти и другие открытия мы делали вместе со студентками, студентами и преподавателями магистратуры на протяжении всего года (почитать можно тут). И учились применять их: к проектам на практиках, индивидуальным исследованиям, рассуждениям о том, как и зачем всё это нужно (или не нужно) делать. Это огромная работа, которая требует последовательного освоения и постоянной бытовой рефлексии. Не той, что учит думать: «Вот я и дивный новый мир, преисполнимся и осознаем». А той, которая сопряжена с помещением себя в ситуацию и действием из неё.
На вступительных экзаменах я часто задаю абитуриентам душные вопросы: «Вот вы хотите упаковать культурные процессы в цифровую форму, говоря, что это нужно людям. Кому? Зачем? Может быть, наоборот, нужно забыть их и уничтожить? Ведь цифровизация, делая какие-то вещи более выпуклыми, в любом случае заставляет жертвовать чем-то другим. Вы осознаёте, что вам нужно будет выбирать жертву?»
Эти вопросы ставят людей в тупик, но тем самым позволяют понять довольно простую вещь: нужно ли посвящать два года своей жизни тому, чтобы становиться цифровым гуманитарием.
Всё больше людей, поступивших к нам в этом году, отвечали «да». Именно для этого они захотели изучать методы и каноны наук (позволяющие сделать ответы обоснованными), тренироваться в освоении цифровых инструментов (не забывая, насколько они изменчивы и метафоричны), а также признавать, почему любой текст — это отчасти код, заставляющий людей действовать сообразно желаниям других.
Распознавать в этом не только ужас, но и смысл, учат история (и не такое переживали, но есть последствия), социология (вот как работает общность людей и в чём суть её действий), филология (различаем значение и смысл у текста и мира), культурология и философия. Короче говоря, гуманитарные науки. Без них невозможно поговорить с айтишниками, сопоставляя разные «ради чего?», заложенные в цифровые проекты.
Цифровая гуманитаристика работает с сюжетом сказки «Аленький цветочек». Мы никогда не знаем, какую жертву нужно принести, чтобы исполнить желание. Но есть риск, что пожертвовать придётся именно тем, ради чего мы всё затеваем.
Из любви к культуре — превратить её в коллекцию образцов, выставленных в музее. Из интереса к науке — разложить её на схемы, которые вытравят всё живое из открытий и сомнений. Страсть к приключениям становится основанием для их переживания в VR-реальности, делающей далёкие места окончательно далёкими, ненужными, раз они есть в картинке перед глазами.
Чем можно оправдать подобные жертвы? Ради чего они производятся?
За год руководства магистратурой, я смогла твёрдо ответить на этот вопрос. Ради людей, которые могут всё это понимать, и при этом не опускать рук.
Писать грантовые заявки, сочинять и внедрять нарративы, заводить исследовательские начинания, не забывая о том, что они это делают теми же самыми руками, которыми листают книги, где написано о рисках того, что они делают.
В нашей магистратуре идёт разработка проекта «Пушкин Цифровой». Он позволит людям читать произведения Александра Пушкина, понимать, как их изучают филологи, и распознавать красоту и смысл в том, что казалось бы, затёрто школьным каноном. Это огромный проект по организации людей и знаний. Он основан на живой, постоянно действующей работе учёных в «Пушкинском доме»: их исследованиях, коллекциях, ежедневном и кропотливом труде.
Благодаря работе с этим проектом вместе со студентками и студентами нашей программы, я смогла понять за год, какие колоссальные последствия может иметь наша образовательная деятельность. В ней, ежедневно соприкасаясь с практикой живого проекта, мы создаём ситуацию встречи с Пушкиным, какой ещё нет и раньше не было. В работе с этим проектом мы организуем людей ради идей.
Когда я читаю исследования и курсовые работы наших студенток и студентов, понимаю: нам удалось понять, за какие части процессов цифровизации мы несём ответственность, и разделить её. При этом львиная доля этой ответственности за будущее людей и идей оказывается на нас как на институции.
Магистратура даёт навыки, знакомства, впечатления, компетенции, опыт.
Магистратура забирает ощущение, что цифровой мир вырастает сам по себе, а методы — просто инструменты. Она забирает его и отчасти лишает мир наивности. Не расколдовывает, не предлагает простых очевидных решений. Предлагает другие — сложные. Заставляет принимать решения, чувствуя вес последствий.
Работа по организации магистерской программы — это не только интеллектуальный, но и эмоциональный труд. Часть нашей программы построена на том, что создавая вещи и процессы руками, можно их понять. Без преодоления собственного страха перед новым интерфейсом, без переживания лени и усталости от пятисотого подбора правильного промпта или чтения страницы за страницей — ничего не получится.
В некоторой степени магистратура заставляет человека отдавать долги всем институциям, которые помогли (или помешали) стать тем, чем он оказывается на этой ступени образования.
В ответ, после двух лет, магистрант может сделать с миром всё, что он считает возможным.
