В первом тексте о том, бывает ли в языке правильное и неправильное, мы разбирались с научной стороной вопроса. Теперь перейдем к социальной. Понятие нормы часто используется в общественной дискуссии, когда люди пытаются выяснить, какой из вариантов является правильным, соответствует норме и т. п. В таких случаях для установления (мнимой) истины, часто пытаются использовать словари, справочники и ресурсы в Интернете, такие как gramota.ru. Первое, что стоит понимать про все это — для русского языка (пока) не существует никакого специального государственного органа (комиссии, суда, арбитража), который был бы официально уполномочен признавать тот или иной вариант нормой. У нас есть целая комиссия по русскому языку при президенте, но и у нее нет таких полномочий. Не удивлюсь, если орган с такими полномочиями вскоре появится, но и после этого его сила с научной точки зрения будет ничтожна.
Дерево спросило, как ему расти
Что же касается сервисов типа gramota.ru, то здесь достаточно сказать, что даже меня, когда я был еще студентом, приглашали работать в этом сервисе в качестве одного из специалистов, которые, собственно, отвечают на вопросы пользователей. Этим я хочу показать, что там сидят живые люди, такие же, как мы с вами, и из источников для ответов на вопросы у них есть ровно то же, что и у нас. У них нет какого-то тайного знания о том, как правильно. У них нет доступа к старцам или секретным скрижалям; у них, вообще говоря, нет и формальных полномочий на то, чтобы решать, как правильно, а как неправильно.
Если им задаются вопросы про орфографию, то конечно, ответ обычно может быть найден в словарях или справочниках по орфографии, и это совершенно нормальная ситуация. Хотя даже с письменной формой языка иногда есть проблемы — правильный вариант написания зафиксирован далеко не для всех выражений — например, неизвестно, как правильно писать: чё или чо. Многие разговорные конструкции не имеют узаконенного варианта написания, хотя в наше время мы все чаще используем их именно в письменной форме. Но когда этим «специалистам» задают вопросы про устную речь, то здесь, конечно, возникает странная ситуация. Это как дерево спросило бы у ботаника, как ему правильно расти, хотя скорее даже не у ботаника, а у случайного прохожего. Все, что они могут сделать, отвечая на вопросы про устную речь — это попытаться найти ответ в справочниках и словарях (ну или взять из головы, что, вообще говоря, было бы даже более адекватным).
Откуда растут словари
Теперь самое время сказать пару слов о словарях и справочниках по устной речи — то есть, например, о словарях ударений, словарях для работников СМИ и других подобных печатных изданиях. Как вы, наверное, догадываетесь, у любого такого издания должен быть автор, часто это даже целый коллектив авторов. Ну, а у авторов, в свою очередь, в голове должна быть какая-то идея о том, какой из вариантов фиксировать в этом издании. И вот тут нас поджидает логическая ловушка: а откуда у самих авторов должно взяться понимание о том, какой вариант записать в качестве правильного? Какие у них для этого могут быть источники?
Давайте попробуем поработать за них и составим список возможных источников.
- Первый и самый очевидный источник — перепечатать вариант из другого издания, но в таком случае мы зададимся тем же вопросом про другое издание, так что это, конечно, не выход из ловушки.
- Второй возможный источник — эксперимент: авторы могут выйти на улицу и опросить какое-то количество носителей так, чтобы понять, какой из вариантов они употребляют из нескольких возможных. Но тогда в этом издании будет зафиксирована собственно частотность, и поверьте мне, лучше бы это так и было. Однако в жизни авторы справочников очень редко проводят какие-либо эксперименты.
- Часто предполагают, что за норму авторы этих изданий принимают вариант, который употребляется некоторыми «эталонными» носителями языка — например, профессорами МГУ, или писателями, или депутатами. Надеюсь, мне не нужно объяснять лишний раз, что, во-первых, эта идея сродни расизму, а во-вторых, в качестве представителя любой из этих групп может быть человек, который вообще не является носителем русского языка с рождения. И тогда мы в качестве нормы рискуем получить не просто очень редкий вариант, а уникальный вариант, который употребляется только одним носителем, но зато очень «эталонным». Понятно, что такая «норма» не только ненаучна, но и никому не нужна.
- Другим возможным источником нормы может быть регион, в котором распространен данный вариант. Например, можно было бы считать, что если так говорят в Москве (как столице русскоязычного мира), то так говорить правильно. За этим есть хоть какая-то логика, и исторически в качестве основного диалекта того или иного языка для использования, например, на радио, часто выбирался именно столичный. Но и с этим источником правильности есть большие проблемы — далеко не все случаи вариативности распределены регионально, особенно в современном русском языке, где различия между региональными диалектами стираются. Реально случаев вариативности, распределенных регионально, меньшинство.
- Наконец, последний вариант источников для нормы, который приходит в голову, — исторический. Можно было бы считать, что правилен тот вариант, который был раньше. Но и здесь та же проблема — далеко не для всех случаев можно найти более ранний вариант. Если старые варианты грамматических свойств мы еще можем наблюдать в старых текстах, то как произносились те или иные выражения, мы можем установить далеко не всегда.
Что еще теоретически могут сделать авторы справочников и словарей, чтобы выбрать один из вариантов и зафиксировать его в своем издании? К сожалению, других разумных опций у них нет. Конечно, они еще могут сделать выбор произвольно и зафиксировать его в качестве нормы (что, кстати, скорее всего, обычно и происходит).
Ну, а из всех перечисленных нами вариантов единственным надежным и универсальным является только вариант с частотностью, который, к сожалению, в таких изданиях обычно не используется. Словари частотности существуют, но почему-то при обсуждении «правильности» и грамотности ими пользуются редко.
Итак, важно понимать, что у авторов справочников так же, как и у консультантов gramota.ru, нет ни специального доступа к каким-либо секретным материалам о норме, ни тайного знания. То есть, вес их мнения по поводу правильности того или иного варианта, во-первых, ничтожен (они не знают больше нашего, если они не проводят эксперимент), а во-вторых, это мнение по большому счету ни для чего и не нужно. Не будет ничего страшного в том, что один ведущий на радио будет говорить «звОнит» и «в Украине», а другой — «звонИт» и «на Украине», от этого мир не рухнет, а качество информации, публикуемой этой радиостанцией, не ухудшится. Я не случайно привожу пример радиостанции, поскольку именно появление голосовых СМИ (то есть, по сути, радио, а затем — телевидения) явилось причиной того, что понятие норма для устной формы языка вообще понадобилось обществу. Если радио вещает на большое количество носителей, которые употребляют разные варианты одного языкового фрагмента, то у руководства СМИ появляется потребность выбрать один из вариантов, который будет употребляться в вещании. До появления СМИ такой потребности у общества в принципе не возникало.
Бесконечные изменения
Примечательно также то, что даже если бы у нас был какой-то хороший способ выбирать один из вариантов в качестве нормы (и это была бы не частотность), то все равно этот способ был бы бесполезен, так как изменения в языке довольно сложно остановить, как бы мы ни пытались это сделать фиксацией одного из вариантов. Как вы понимаете, люди пытаются фиксировать норму уже довольно давно, но изменения в языке все равно происходят. Поэтому, на мой взгляд, совершенно очевидно, что занятие это абсолютно бесполезное, и мы подробнее обсудим это ниже. А вот исследования частотности тех или иных вариантов в устной речи, напротив, довольно полезны. Если бы такие исследования регулярно проводились, а их результаты публиковались в словарях и справочниках, то общество получило бы много ценного. Во-первых, это было бы полезно для тех редакторов СМИ, которые почему-то хотят унифицировать использование языка разными дикторами. Они тогда просто выбирали бы наиболее частотный вариант из возможных, ведь он и был бы указан в справочнике, и это максимально приближало бы их к аудитории. Во-вторых, это было бы очень интересно с лингвистической точки зрения, так как по изменениям в частоте употребления тех или иных вариантов можно было бы делать какие-то выводы об общем тренде. Если, конечно, исследования частотности проводились бы качественно и с регулярной периодичностью, чего, к сожалению, на русскоязычном материале не происходит.
Таким образом, важно понимать, что если вы употребляете какой-то вариант языкового фрагмента и он отличается от вариантов окружающих вас носителей, но кажется вам более уместным (не будем использовать здесь слово «правильный»), то, во-первых, это абсолютно нормально (так как вы являетесь частью естественного процесса изменений в языке), а во-вторых, люди, которые поправляют вас, вряд ли отдают себе отчет в том, зачем они это делают, и усилия их попросту бессмысленны.
Вывод: Нормы не существует. Существует только частотность вариантов, и быть в меньшинстве нормально.
Мы уже приближаемся к финалу, и осталось сказать только пару слов о процессах по защите «правильных» вариантов и о том, почему они обычно не состоятельны. Многие из вас, я уверен, сталкивались не просто с мнением о том, какой вариант правильный, а какой нет, а с агрессивным навязыванием этого мнения окружающим. Часто это называют grammar nazi, хотя речь идет далеко не всегда о грамматике, но также, например, и о произношении.
Один из случаев такого навязывания «правильных» вариантов окружающим — это различные передачи на радио и телевидении вроде «Говорим правильно». Это явление интересно не только тем, что люди занимаются абсолютно бессмысленной деятельностью, но и тем, что они зачастую занимаются ей непоследовательно. Рассмотрим конкретные примеры.
Возьмем уже упоминавшийся нами классический спор о вариантах звонИт / звОнит. Здесь интересно то, что защитники формы звонИт почему-то выбрали именно этот случай из целой системы изменения ударения однотипных глагольных форм. В 19 веке использовались, например, такие формы, как клеИт, курИт, солИт (и это далеко не весь список). Сейчас все они поменяли ударение по одной и той же схеме на клЕит, кУрит, сОлит. И почему-то именно случай звонИт / звОнит был вынесен на знамя защитников чистоты языка. И только по нему одному была начата ожесточенная кампания по принуждению к правильности. Сам тот факт, что из ряда случаев был выхвачен только один, и про него делаются некоторые заявления, уже говорит о том, что эти заявления несостоятельны. При этом совершенно неважно, как авторы заявлений их аргументируют (если вообще как-то аргументируют).
Ну, а большинство изменений, происходящих на наших глазах, и вовсе остаются незамеченными защитниками «правильности» (что, впрочем, на мой взгляд, только к лучшему). Приведем несколько примеров таких изменений.
- Косвенные падежи числительного оба постепенно теряют женский вариант обе. Например, уже очень частотны случаи в обоих комнатах (вместо в обеих комнатах), но не в именительном падеже, где противопоставление сохраняется: обе комнаты (но не оба комнаты). И — по крайней мере, мне — не видны были в последнее время попытки защитить старый вариант с формами обе для женского варианта. То есть, насколько я могу судить, это изменение проходит незамеченным защитниками «правильности».
- Похожая, но все-таки другая история с числительными типа двое, трое. Когда-то мы имели здесь четкое распределение по роду — двое мальчиков, но две девочки. Вариант двое девочек не использовался. Сейчас же он стал (или по крайней мере становится) вполне частотным. Это изменение, насколько я могу судить, тоже прошло практически незамеченным, копий было сломано немного.
- Отмирание форм косвенных падежей фамилий на -енко прошло, как я понимаю, вовсе незамеченным защитниками нормы. Вариант внутри Лапенки еще каких-нибудь 50 лет назад был наиболее распространенным. Теперь же так почти не говорят — а говорят, конечно, внутри Лапенко.
- Вариант то, что вместо простого что в последние годы начинает использоваться все чаще. Например: Я ему сказал то, что он дурак вместо Я ему сказал, что он дурак. Здесь, очевидно, тоже «отрастает» целая новая ветвь нашего языкового дерева, и пока не до конца понятно, как именно она будет в итоге устроена. Но, насколько я могу судить, отрастает она пока незаметно для защитников «правильного» языка. С другой стороны, возможно, я просто не сталкиваюсь с ними достаточно часто, поэтому мне не слышны их наставления по поводу этого случая.
Таким образом, мы видим, что на знамя защиты «правильного» языка поднимаются какие-то произвольные и несистемные случаи изменений, и уже один этот факт доказывает их несостоятельность с научной точки зрения.
Иногда высвечивание таких эпизодических случаев защитниками так называемой «нормы» действительно замедляет соответствующие изменения, но мне не известно ни одного случая, когда эти изменения были бы реально остановлены. Пожалуй, самый известный случай такого противостояния — мужской род слова кофе. Здесь защитники нормы действительно преуспели, и изменение замедлилось. Но, конечно, оно не остановилось, и будьте уверены: еще несколько десятков лет — и вы не услышите черный кофе, а услышите только черное кофе и даже не заметите этого!
Вывод: Защитники «правильной» речи часто выносят на знамя единичные случаи из целой системы изменений, и уже в этом можно увидеть несостоятельность их позиции.
