Ночь а по лесу матросы

Первые три строки построены на сложном взаимодействии горизонталей и вертикалей. Лес — это вертикальные линии, их образуют частые стволы деревьев. По нему идут матросы, и вектор их движения задает горизонталь. При этом сами матросы тоже вертикали, их прямые торсы параллельны стволам. Но откуда мы знаем, что они матросы? Ведь в лесу ночь и мало что видно. Скорее всего, матросы одеты в хорошо опознаваемые даже в темноте тельняшки! То есть форменную одежду, подразумевающую раскраску горизонтальными полосами. Дым – по ветру, значит, он тоже распространяется горизонтально, параллельно земле. Стяг развевается, стало быть, образует еще одну горизонталь, но при этом традиционно стяги крепятся на древко, которое должно означать присутствие вертикальной оси. Погост, то есть кладбище, обычно расположен на плоской местности, и скорее добавляет в картинку ещё одну горизонталь. Всё вместе — решетка, поле для игры в морской бой (вот откуда матросы!). В такой небанальной форме борьбы горизонталей и вертикалей поэт представляет сюжет противостояния, противоборства двух сил.

В то же время для третьей строки системообразующей оказывается оппозиция живого и мертвого, дополняющая оппозицию вертикалей и горизонталей. С одной стороны, мы видим кладбище, то есть воплощение мотива смерти. С другой стороны, стяг на погосте – дышит, а дыхание традиционный образ, концентрирующий в себе идею жизни. Так боевое столкновение оборачивается экзистенциальным противостоянием жизни и смерти.

Это наложение конфликтов подчеркивается метрической неоднозначностью: строка по инерции читается как четырехстопный хорей: ды̀шит мо̀й стяг на̀ пого̀сте. Но это прочтение не единственное. Оно даже не самое естественное, поскольку заставляет пропустить ударение на полнозначном односложном слове «стяг», на которое ударению стоило бы падать, и при этом поставить ударение на местоимении «мой», где оно стоять может, но вообще-то не обязано. Если следовать не за метрической инерцией первых строк, а за языком, то мы наоборот, должны переставить акцент с местоимения на существительное: ды̀шит мой стя̀г на пого̀сте И... оказывается, что это вполне допустимое чтение, здесь не четырехстопный хорей, а трехстопный дактиль!

Четвертая строка, такое впечатление, что попала сюда случайно. Если море ещё как-то продолжает тему матросов, то декадентский «разврат», кажется, ни к селу, ни к городу («осень», может быть, как-то рифмуется с темой смерти? Но «разврат» уже уничтожил тему). Поэт Илья Сельвинский говорил, что «в двух стихах четверостишия поэт говорит то, что хочет сказать, третий стих приходит от его таланта, а четвертый от его бездарности». Четверостишие выше как раз хорошая иллюстрация этого принципа: перед нами развертывается спектр от таланта до бездарности в правильном порядке.

Автор комментария:
Орехов Борис