Цветокоррекции в стихах Сергея Есенина

Существует ли объективное восприятие цветопередачи? Действительно ли листья на этом дереве зеленые? Биолог Марк Чангизи утверждает, что цветное зрение возникло только для того, чтобы «вы были способны улавливать малейшие изменения» окраски кожи, что важно для определения болезней, психосоматических состояний и т.д. В качестве аргумента Марк Чангизи приводит тот факт, что нам трудно подобрать точное название для цвета нашей кожи, т.к. она кажется нам бесцветной. При этом Чангизи пишет:

«Животные, не обладающие цветовым зрением, способны оценить только то, сколько вообще света попадает в глаз. Рассуждая таким образом, я вновь проникся уважением к черно-белой фотографии. Прежде она казалась мне чем-то несовершенным, и я не мог понять, почему некоторые так ею увлечены. Теперь я думаю, что черно-белые снимки лучше передают то, как предметы выглядят на самом деле. Черно-белая фотография более или менее устроит и пчелу, и птицу, и человека: все они увидят на ней примерно одно и то же».

Корова не видит зеленую траву, она может различать только красные и оранжевые цвета, пчелы видят ультрафиолетовые лучи, при этом большинство животных действительно видят мир в черно-белых красках.

Получается, что у каждого вида есть своя личная цветокоррекция мира. Однако внутри нашего вида у каждого индивидуума также есть свои инструменты цветокоррекции, которые особенно активно используется во время эмоционального возбуждения. Особенно ярко это видно на примере такого вида искусства как поэзия. Поэзия — цветной вид искусства. И если в кинематографе и фотографии был достаточно длительный период черно-белой передачи (по Марку Чангизи, объективной презентации реальности), то поэзия всегда была цветной. Более того, в качестве инструмента формирования реальности поэты используют цвет вкупе с другими органами чувств (т.е. окрашивают запахи, звуки, тактильные ощущения и т.д.).

Один из методов формирования поэтической реальности — это переживание вариаций графемно-цветовой синестезии (форма синестезии, при которой личное восприятие букв ассоциируется с чувствованием конкретного цвета) Однако в данном контексте мы имеем ввиду именно вариативность синестезии — чувствование цвета абстрактных понятий.

Проанализируем частоту использование самых распространенных цветов в поэзии Сергея Есенина.

Статистика упоминаний: синий — 122, белый — 95, черный — 73, оттенки красного — 65 (красный — 46, алый — 14, багряный — 5) , голубой — 58, золотой — 50, зеленый — 41, желтый — 38, розовый — 20, серый — 16, рыжий — 14, телесный — 4, лиловый — 3, лазоревый — 3.

Чтобы подсчитать точное количество используемых цветов мы использовали Поэтический корпус Национального корпуса русского языка (ограничив поиск подкорпусом текстов Сергея Есенина). В лексико-грамматическом поиске мы указывали нужный цвет, а затем фильтровали выданные значения вручную (например, мы не включали в этот подсчет случаи, когда цвета «красный» и «белый» означали не цвет, а принадлежность к Рабоче-крестьянской Красной Армии или Белому движению). Также возникли некоторые сложности с синим цветом, который использовался Есениным как в качестве прилагательного, так и в качестве существительного (синь) — мы считали только те случаи, когда речь шла именно о цвете.

При этом каким-либо цветом окрашиваются не только предметы, но и звуки, и чувства, а также метафорические объекты («И голубем синим вечерний свет»).

Также Есенин окрашивает в конкретные цвета единицы исчисления времени (от времени года до месяца).

«Пройдут голубые года»
«Май мой синий! Июнь голубой!»
«Синий май. Заревая теплынь»
«И как печальны вы, капли ненастные, Осенью черной на окнах сырых»
«Весенний вечер. Синий час».
«В зеленый вечер под окном На рукаве своем повешусь»
«Кто-то сядет, кто-то выгнет плечи, Вытянет персты. Близок твой кому-то красный вечер, Да не нужен ты».

Напомним, что согласно теории Марка Чангизи, телесный цвет является исходным для появления цветовой гаммы вообще. «Собственная кожа кажется нам бесцветной, а кожа представителей других рас — интенсивно окрашенной. И это тоже заблуждение, поскольку на самом деле ваша кожа окрашена не сильнее и не слабее, чем чья-либо еще: нет объективных причин считать бесцветной именно ее».

Сергей Есенин видит цвет кожи, три раза используя прилагательное «телесный». Два раза этот цвет применим именно к коже, при чем к смуглой коже — «Лунным светом Шираз осиянен, Кружит звезд мотыльковый рой. Мне не нравится, что персияне Держат женщин и дев под чадрой. Лунным светом Шираз осиянен. Иль они от тепла застыли, Закрывая телесную медь? Или, чтобы их больше любили, Не желают лицом загореть, Закрывая телесную медь?».

И во втором случае речь идет о свече, которая посредством цветового сравнения выступает в качестве метафоры человеческой жизни:

«Догорит золотистым пламенем Из телесного воска свеча».

Исходя из анализа частоты употребляемых слов, можно предположить, что личная поэтическая цветокоррекция Сергея Есенина была весьма своеобразной: синий и белый доминируют с большим отрывом. То есть, поэтический мир Есенина окрашен в бело-синие тона.

Однако, если рассматривать «золотой» цвет и «рыжий» как поэтические оттенки желтого, то вариации желтого цвета выйдут на второе место — 102 раза (желтый, золотой, рыжий).

Анализируя варианты использования «золотого» цвета, мы подсчитывали только случаи, когда прилагательное «золотой» точно означало вариант цветового восприятия, а не благородный металл. Так, спорные случаи исключались (например, строки «Приносили голуби от Бога письмо / Золотыми письменами рубленное» мы посчитали вариативными по смыслу). При этом окрашивание снов, рощи или луны в золотой цвет явно метафорично и в данном случае «золото» выступает только в качестве ассоциативного образа необыкновенного яркого желтого цвета.

Почему так важно, что в случае такого подсчета синий и желтый цвета выходят на первое место?

Многие млекопитающих могут различать синие и желтые цвета. Таким образом, поэзия Сергея Есенина в некоторой степени приближена к первоначальному природному, универсальному цветовосприятию. То есть желто-синий мир — это мир, доступный и людям, и животным.

В сетчатке глаза человека есть три вида колбочек, максимумы чувствительности которых приходятся на красный, зелёный и синий участки спектра. Но возможность именно такого цветовосприятия у человека развилась далеко не сразу. Велика вероятность того, что много миллионов лет назад наши предки видели мир сине-желтым.

Важны для Есенина фундаментальные черные и белые цвета, также занимающие верхние позиции.

Черный цвет 14 раз используется в поэме «Черный человек». В данном контексте этот цвет является как бы частью имени собственного, хотя все эти случаи были нами подсчитаны.

При этом черный цвет может быть как условно-объективным (жаба, чадра, тень, брови, коса, туча, прорубь, кудри — почему бы и нет?), так и условно-субъективным (осень, горсть, выть).

И все-таки, за исключением поэмы «Черный человек», черный цвет используется Есениным в предсказуемых случаях.

Есенин склонен как-то «раскрашивать» белый цвет — так возникает «красный лебедь» и «розовый конь».

Голубой цвет в большинстве вариантов кажется неожиданным и парадоксальным (блевота, Русь, пожар, года, песок).
Восприятие цвета субъективно и зависит от многих факторов — как физиологических, так и социо-культурных. Цвет всегда интересовал лингвистов. Так, филолог В.Г.Кульпина пишет, что «цвет… принимает участие в сложных процессах языковой концептуализации мира, но не сводится к простой субстанции и ее простому физиологическому отражению».

Так существует ли объективный цвет? С точки зрения объективности ни одно физическое тело или явление не обладает цветом. Предмет поглощает дневной свет и отражает при этом лишь одну долю этого света, ту или иную часть солнечного спектра. Так, например, зеленые листья дерева поглощают все части спектра, кроме зеленой, которая ими отражается — именно поэтому листва деревьев кажется нам объективно зеленой.

Британский ученый Лазарус Гейгер пытался определить, как люди придумывали названия цветам. Какой цвет первым получил имя? Во всех языках мира изначально были только определения для темных и светлых оттенков (кстати, в языке племени аборигенов Пираха до сих пор не существует слов, означающих цвета — они делят мир на «светлые» и «темные» оттенки). Потом, согласно исследованию Гейгера, люди дали название цвету кровь и вина — «красный». Затем появились названия для «желтого» и «зеленого» цветов. И только в последнюю очередь — «синий» (в японском языке вплоть до 20 века «синий» и «зеленый» обозначались одним словом).

Какова субъективность цветокоррекции мира Сергея Есенина?

Проанализируем это на примере цветов «голубой» и «розовый». Разделим слова на подгруппы, используя не вполне корректные определения «комфортное» и «субъективное» (в рамках нашей культурной традиции).

Голубой цвет

Комфортное цветовое значение (включая устойчивые выражения): ситец (неба), живот (неба), струя, полушалок, кофта, водь, прохлада, глаза, ставни, пруд, накрапы, ситец, небеса, сиянье дня, водопой, крыша, двери (дня), ливни, простор, долина, звезда, роги (глаза).

Субъективное цветовое значение: страна, палисад, июнь, пожар, степь, трава, пыль, вечер, страна, дорожка, года, огонь, колокольни, руки, осина, поля, степи, ночь, жизнь, Русь, темя, блевота, шелест, солома, рот.

Итог: 22 — комфортное значение, 25 — субъективное.

Розовый цвет

Комфортное цветовое значение: огонь, капот, оттенок, платок, небо, закат, рубаха, лента.

Субъективное цветовое значение: степи, туман, водь, день, купол, конь, икона, лик, волна, печь.

Аналогичный небольшой разрыв в пользу субъективной цветокоррекции по розовому цвету — 8 против 10.

То есть поэтический мир Есенина скорее субъективный, чем объективный. Однако его цветовая палитра не радикальна и более-менее приближена к цветовосприятию читателя евразийской картины мира.

Довольно часто Есенин использует не характерный для того или иного предмета цвет, но в комфортном для восприятия «цветовом контексте». Так, «белые гвозди» звучит противоестественно. Но в предлагаемом контексте на чувственном уровне вполне комфортно: «ах, метель такая, просто черт возьми! Забивает крышу белыми гвоздьми»).

Отдельная тема, не проанализированная в этой статье, — это описание цвета с помощью существительных («В волосах есть золото и медь», «вечер, как сажа»).

При подсчете (было проанализировано 50 стихов), данные сведены к среднему показателю в одном стихе Есенина используется с помощью разных художественных средств три цвета.

Есть в его творчестве бесцветные стихи и, напротив, ярко расцвеченные. Например, в стихотворении «Вот оно, глупое счастье…» используется пять цветов: белый, красный, золотой, синий, розовый.

Вот оно, глупое счастье
С белыми окнами в сад!
По пруду лебедем красным
Плавает тихий закат.
Здравствуй, златое затишье
С тенью березы в воде!
Галочья стая на крыше
Служит вечерню звезде.
Где-то за садом, несмело,
Там, где калина цветет,
Нежная девушка в белом
Нежную песню поет.
Стелется синею рясой
С поля ночной холодок…
Глупое, милое счастье,
Свежая розовость щек!

В стихотворении Есенина «Вот уж вечер. Роса» как будто нет цвета, это скорее черно-белая история, но с интересно поставленным светом, который и компенсирует отсутствие конкретных четких цветов. То есть анализ только цветовых эффектов является слишком односторонним, если мы сравниваем слово с изображением, а поэзию — с операторской работой в кино, то нельзя не принимать во внимание постановку света.

Вот уж вечер. Роса
Блестит на крапиве.
Я стою у дороги,
Прислонившись к иве.
От луны свет большой
Прямо на нашу крышу.
Где-то песнь соловья
Вдалеке я слышу.
Хорошо и тепло,
Как зимой у печки.
И березы стоят,
Как большие свечки.
И вдали за рекой,
Видно, за опушкой,
Сонный сторож стучит
Мертвой колотушкой.

Марк Чангизи отмечает: «Наш красный цвет, предназначенный для обогащенной кислородом кожи, невольно дарит свой отблеск закатам, рубинам и божьим коровкам. Все эти примеры — не более чем причудливые совпадения естественного отбора, ориентированного на то, чтобы воспринимать спектры закатов, рубинов и божьих коровок как один и тот же цвет. На самом деле, их спектры различаются довольно сильно — но не до такой степени, чтобы наши колбочки могли это уловить. Мы, как и другие животные с цветовым зрением, смотрим на мир через очки цвета X. Нам кажется, будто в природе повсюду красные и зеленые оттенки, по большей части ничего не означающие. Эти воспринимаемые нами цвета красно-зеленой гаммы — не просто иллюзии, но и, вероятнее всего, бесполезные иллюзии: когда мы видим их на коже, они полезны, но в том, чтобы видеть цветы красными, а листья — зелеными, нет никакой выгоды. К нашим глазам пришиты очки цвета X, которые, хотя и помогают нам заглядывать во внутренний мир других людей, могут сбивать нас с толку во всем, что не связано с социумом (например, внушать ошибочную мысль, будто между закатами, рубинами и божьими коровками существует некое объективное сходство). Это мощное напоминание о том, что зрение, которым мы пользуемся, возникло, чтобы помочь нам размножаться, независимо от того, воспринимаем мы окружающий мир объективнее или нет».

Поэзия существует не только для того, чтобы размножаться, а значит, даже используя научные парадигмы в качестве подсказки, нельзя не признать, что поэтический мир всегда имеет свою особую цветистость. То есть Сергей Есенин, писавший в то время, когда существовало черно-бело кино, уже использовал самые замысловатые инструменты цветокоррекции.

В следующей статье — анализ цветокоррекции стихов Марины Цветаевой.

Приложение

Некоторые существительные, которые являются в поэзии Есенина предметом или явлением, окрашиваемым в тот или иной цвет.