«Немец», «чекист», «умереть», «убить»: как политический режим проникает в бессознательное

Что такое сны и почему их важно исследовать 

Люди на протяжении многих тысячелетий записывали свои сны — на стенах, на папирусе, на бумаге и затем в интернете. Учёные, психологи и социологи эти записи исследовали, предполагая, что сновидения хранят в себе ценную информацию.

Так что же такое сон? Если говорить терминами нейрофизиологии, сон – естественный физиологический процесс пребывания в состоянии с минимальным уровнем активного сознания и пониженной реакцией на окружающий мир. Во сне совершается перенастройка организма и переработка токсинов. Согласно новой теории нейробиологов Дона Вонга и Дэвида Иглмана, даже активизируется зрительная кора мозга, которая особенно уязвима ночью, в условиях темноты, когда зрительные нейроны менее всего задействованы. Сны помогают зрительной коре «сохранять территорию» и эффективность, чтобы другие органы чувств не перетягивали на себя одеяло.

В результате работы всех этих сложных механизмов мы получаем зрительные (и не только) образы, сны и сновидения, так или иначе связанные с обычной жизнью и жизнью социума. Это представляет большой интерес для историков и социологов.

Политика во снах – орудие террора?

Если учитывать, что страх — довольно частая основа многих сновидений, а суть политики тоталитарного государства — в формировании у людей перманентного страха, то сновидения могут быть ценным материалом для исследования тоталитарных режимов и политического террора. На сны, конечно, влияют не только тоталитарные режимы, но и любые большие политические изменения, вызывающие тревогу. Например, историк Ален Корбен в своей «Истории частной жизни» [1] обратился ко снам времен французской революции и заметил, что сновидения людей того периода изменились: в них проникла политическая тематика.

Райнхарт Козеллек много писал о методологии исследования исторического опыта и назвал сны ценным источником для истории Третьего рейха, открывающим антропологическое измерение в понимании террора. Козеллек рассматривал пережитые и рассказанные сны именно как «фикциональные тексты» (fiction — вымысел, художество, фикция), которые, подобно художественным произведениям, опосредованным образом свидетельствуют о фактах исторического опыта человека. Именно эта особенность позволяет снам выразить больше, чем «фактическим репортажам» и дневниковым записям. 

По мнению Козеллека, сны — это не только свидетельства, но и орудия террора. В самом деле, сны влияют на человека — на чувства страха и опасения, на прогнозирование будущего. В этом качестве сны служили психологическим механизмом, с помощью которого человек гитлеровского общества сам себя терроризировал. Аналогичные выводы могут быть применены и к сновидениям советских граждан, однако в них можно обнаружить и другие довольно интересные особенности.

При тоталитаризме сны становятся для человека едва ли не единственным способом выражения эмоций и переживаний, а значит, это ценный источник для анализа состояния людей. 

Считаем сны во время террора

Вдохновившись работой Ирины Паперно «Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения» [2], мы провели анализ сновидений, извлечённых из дневников жителей СССР и Германии, с помощью технологии обработки естественного языка (NLP). Из электронного корпуса дневников проекта «Прожито» было собрано 457 русскоязычных текстов за период с 1929 по 1956 годы. 100 немецких текстов для анализа сновидений были взяты из книги «Третий Рейх снов» Шарлотты Берадт [3] и биографических изданий и дневников, в частности, дневников участников антигитлеровского молодёжного движения Белой розы [4].

Анализ русскоязычных текстов со снами с помощью Python

При автоматическом анализе русскоязычных текстов были использованы библиотеки Python NLTK, pymorphy, а так же, как в случае с немецкими текстами, метод TF-IDF и модель LDA из Sklearn. Количество тем определялось степенью их когерентности (coherence score) и интерпретируемостью.

Когерентность — это свойство или характеристика, которая означает, что разные части чего-то связаны или соотносятся друг с другом так, чтобы всё это имело смысл или было логичным. Представьте, что вы читаете книгу, и она когерентна, если все предложения и абзацы логично связаны друг с другом и идут последовательно, так что история имеет смысл и вам легко следовать за сюжетом. Если же предложения перепрыгивают с одной темы на другую без связи, история становится нелогичной и непонятной, а книга теряет когерентность.

В большинстве тем здесь, как и в немецких текстах, чётко прослеживаются категории насилия и смерти. Например, часто в одном ряду стоят такие сочетания слов: «немец», «чекист», «умереть» и «умереть», «убить», «расстреливать». «Сталин» и «Ленин», несмотря на то, что они не оказались в частотных, всё же присутствовали во снах советских граждан периода 1929–1953 годов.

Python подтверждает наличие Сталина и Ленина в советских снах

В текстах упоминаются и слова, связанные с семьёй («мама», «ребёнок»), что можно объяснить переживаниями людей за безопасность своих близких. Это объединяет граждан Германии и советских граждан того периода. Однако у русскоязычного материала есть и отличительные особенности — темы религии («церковь») и водной стихии («тонуть», «вода»).

Анализ снов жителей Германии с помощью Python

Сны жителей Германии были предобработаны с помощью библиотеки Python spaCy и модели de_core_news_sm, обученной на корпусе немецких новостных текстов. Затем с помощью метода TF-IDF лемматизированные слова были переведены в векторы. В результате тематического моделирования с помощью модели LDA (Latent Dirichlet allocation) из библиотеки Python Sklearn нам удалось выделить несколько тем, которые получили максимальную степень когерентности (coherence score) и обладали наилучшей интерпретируемостью.

В выделенных темах явным образом прослеживаются категории насилия, страха, смерти («tot» — мёртвый, «vorsicht» — осторожность, «furchtbar» — ужасный, «herunterreißen» — срывать, сносить, «verprügeln» — бить, «quälen» — мучить), а также упоминания Гитлера, Геринга, слова «Führer» — фюрер, «Diktierer» — диктатор, еврейский вопрос («Jude» — еврей), присутствует мотив коллективности («Gruppe» — группа) и мотив несвободы («verboten» — запрещено). Важно, что во снах немцев частотными являются слова, связанные с семейными отношениями, родственниками («Mutter» — мать, «Kind» — ребенок).

Темы насилия, смерти, политики пронизывают сновидения жителей тоталитарной Германии и СССР и оставляют место лишь более специфичным для каждого из сообществ темам, что скорее исключение, чем правило. 

Первоначальная гипотеза о том, что у сновидений, которые возникли в рамках сходных политических режимов, может быть много общего, отчасти подтвердилась. В связи с этим возникает ряд вопросов: насколько правильно трактовать сны в отрыве от сновидца? Чем с точки зрения психологии объясняется появление в советских снах уникальных тем? Можем ли мы говорить о том, что результаты анализа сновидений каким-то образом отражают состояние общества, его коллективное бессознательное? 

Что о снах говорят психологи

Анна Иванютенко, гештальт-терапевт, социолог, ведёт Телеграм-канал «Гештальт-единорог», @gestalt_unicorn: 

«Современная психология и психотерапия, если мы не погружаемся в нейрофизиологию сна, рассматривает сон как некое послание, которое получает сновидец от самого себя, от своей бессознательной части. Во сне в виде сюжета, истории в символическом виде раскрывается то, что не было человеком осознано до конца, то, что оказалось вытесненным в его обычной жизни. Почему-то ему не получилось это осознать, интегрировать, адаптировать к своему состоянию наяву.

Почему так может произойти? Например, потому что человек просто не успел, не смог это сделать. Перемен, изменений в его жизни так много, что у него не хватает времени, сил и ресурсов на то, чтобы это осознание произошло. Может быть, то, что он переживает в реальной жизни столь ужасно, столь пугающе, столь невыносимо для него, что он это вытесняет в бессознательное, чтобы с этим не встречаться (“я об этом не думаю и, значит, этого не существует”). И зачастую именно это возвращается к человеку в виде сложных, тревожных, пугающих, ужасающих сновидений».

Анатолий Зубарев, психолог, автор Телеграм-канала «С вас пять тыщ», @its5000: 

«Есть страх как физиологическая реакция, как базовая эмоция. Он обусловлен выбросом гормонов стресса и связан с так называемым рептильным мозгом, той частью мозга, которая эволюционно появилась раньше, чем все остальные. В связи с этим возникают и неосознанные реакции — “бей, беги, замри”.

Есть страх как когниция, как чувство, как мысль — мы боимся чего-то, потому что нас научили этого бояться. В природе ребёнок, например, не боится государства, репрессий, полицейских, врагов. Бояться этого его учат взрослые. Вот этот страх принципиально отличается от того страха, который мы испытываем, когда раздаётся громкий, резкий звук. Мы не успеваем ничего понять, и поэтому наш мозг, в обход префронтальной коры, которая отвечает за сознание, через миндалевидное тело выбрасывает гормоны. Тело напрягается, мы замираем или бежим, в зависимости от того, к чему более склонны.

Страх — это наша эволюционная адаптация. Людей, которые не боялись, давно съели саблезубые бабочки и другие существа. Если человек их боится, то он выживает. Страх — это важно, нужно и полезно. Он регулирует наше взаимодействие с небезопасной внешней средой».

Янина Лимонт, клинический психолог, опыт работы 24 года, @astrapion: 

«Страх сохраняет нам жизнь, но слишком сильный или длительный страх нас отравляет и убивает. Мотив страха как значимой эмоции — самый, возможно, распространённый во сне. Но образ или символ страха будет индивидуальным для каждого человека. 

Сновидения в психологическом смысле — образы (часто зашифрованные), которые генерирует мозг человека в бессознательном (спящем) состоянии. Эти образы связаны со значимыми эмоциями, переживаниями человека наяву. С одной стороны, говорить о значении какого-либо сна можно только в контексте конкретного человека, увидевшего этот сон. С другой — люди, живущие в одной эпохе, в единых культурных кодах, в одной атмосфере и идеологии, имеют общий слой информации для переработки её психикой, и как-то это отражается в их снах».

Разгадываем сны советских граждан 

Если с исследуемыми сновидениями жителей Германии набор тем во многом определяется специфической выборкой (большая часть текстов взята из книги «Третий рейх снов»), то сны жителей СССР оказались более разнообразными, их темы порой вызывали вопросы и удивление.

Интересно также, что частотными становились слова разных частей речи, каждая из которых имеет своё значение с точки зрения дальнейшего толкования тем, ведь автоматизированный анализ текста — это прежде всего выжимка наиболее ценных и нагруженных смыслом элементов.

Контекст сна и пугающая реальность

Янина Лимонт отмечает, что при интерпретации важно учитывать эмоцию от образа сна и элементов сюжета, а также контекст (в этом смысле «немец», «чекист» и «умереть» могут быть как про страх, так и про патриотический подъём). Анна Иванютенко считает, что для интерпретации и понимания сна имеет значение то, какие части речи используются при описании. Так, глагол указывает на процесс и действие, существительное — на завершённые чёткие формы, с которыми человек столкнулся или, может быть, на которые он опёрся, а прилагательные добавляют этому экспрессии и делают рассказ о сне более эмоциональным и ярким. 

Основная масса лексических единиц, формирующих темы в нашем исследовании, — это существительные и глаголы, многие из которых не информативны в отрыве от выделенных тем и векторно ближайших к ним соседей. Например, всё тот же «немец», если его отделить от «расстреливать» или «умереть», не несёт в себе негативной коннотации, но она считывается автоматически, как только слово попадает в соответствующий контекст и начинает там оживать за счёт глаголов. 

Прилагательные, хоть их и немного, способны довольно резко раскрасить или изменить сложившийся из других лексем образ: достаточно сравнить 6-ю и 8-ю темы, где прослеживается полный контраст между «чёрным» (страхом и смертью) и «золотым» (домом, верой, природой). Это разные сны и разные грани жизни.

Конечно, не пообщавшись с человеком лично, сложно судить о его глубинных мотивах, мыслях, проявляющихся во сне. Однако частотность слов, выражающих насилие и смерть, в текстах очевидна, так же как очевидно присутствие красочных прилагательных наравне со словами, выражающими обыденную реальность. За полученными данными стоят переживания и образы, важные для людей, и их явно что-то объединяет.

С точки зрения Анны Иванютенко, возможно, граждане Советской России того времени пытались как-то «переварить» ту пугающую реальность, в которой они жили и которая связана с сильнейшим ужасом, безысходностью и беспомощностью, даже с обесчеловечиванием. Насильственные, пугающие глаголы, эпитеты, которые встречаются в этих цепочках и которые при этом часто перемежаются очень будничными, обычными словами, могут указывать на бессилие, безысходность. 

Например, пятая цепочка: пугающая динамика нарастает в начале повествования, и самый яркий глагол — это «расстреливать». Дальше глаголы «уходить», «попасть» — это что-то про одиночество, безвыходность и безысходность, которая завершается наречием «ужасно» и существительным «постель». Или вторая цепочка, в которой после таких оптимистичных глаголов, как «вернуться», «встретиться», «говорить», после «чекиста» появляется глагол «умереть».

Религия во снах

Борьба за жизнь среди ужасов тоталитаризма — объединяющая тема для всех рассматриваемых русскоязычных и немецкоязычных снов. Однако особенности культуры проявили себя даже сквозь пелену тяжелых насильственных образов. В ходе анализа русскоязычного материала выявились темы религии («церковь») и водной стихии («тонуть», «вода»), которые отсутствовали в немецкоязычных текстах. 

Янина Лимонт предполагает, что появление темы религии во снах может быть связано с запрещённостью этой темы в советской стране. Многие люди находили в ней утешение. Возможно то, что не поощряется в социуме, вытесняется в сон, где психика ищет спасительные образы и переживания. А вода у Юнга — архетипический (довольно общий, генерализованный) символ самого бессознательного.

Анна Иванютенко считает, что глагол «тонуть» — очень примечательный. Ведь тонуть — это умирать, погибать без возможности спасти себя и в этом спасении как-то опереться на окружающую среду. Это значит не чувствовать дна под ногами и бултыхаться в воде, уходить под воду. Чем больше ты делаешь движений, тем сильнее это приближает твою погибель. Это очень пугающий глагол, который может говорить о том, что люди недоосознавали бессмысленность сопротивления. Эта бессмысленность присутствовала, но будучи неосознанной и вытесненной, не была обработана, и люди не начинали сопротивляться этой бессмысленности. 

Даже в не самых очевидных образах, связанных с водой и религией, прослеживается чувство загнанности, беспомощности и страха, и эти эмоции превалируют во всём массиве текстов, как немецких, так и русских. Кажется, что именно за счет сочетания различных смыслов и форм становится возможно представить общий нарратив, историю, стоящую за всеми сюжетами сновидений. Это общий страх и стремление не утонуть в потоке жизни. 

Однако, как это ни парадоксально, именно благодаря всем тем демонам и страхам, которые одолевают нас ночью, мы получаем возможность отрефлексировать свою жизнь и переосмыслить контекст, задуматься, возможно, даже проснуться и что-то изменить.

Источники

1. Corbin A. Dream Imagery // A History of Private Life / Ed. P. Ariès and G. Duby. Trans. A. Goldhammer. Cambridge, 1990. Vol. 4. P. 514–515; русский перевод: Арьес Ф., Дюби Ж. История частной жизни. Т. 4. М.: Новое литературное обозрение, 2019.

2. И. Паперно. Советская эпоха в мемуарах, дневниках, снах. Опыт чтения. М.: Новое литературное обозрение, 2021.

3. Beradt C. Das Dritte Reich des Traumes. München, 1966; 2nd ed.: Frankfurt a/M., 1981.

4. Scholl, Hans, and Sophie Scholl. At the Heart of the White Rose: Letters and Diaries of Hans and Sophie Scholl. New York: Harper & Row, 1987.