WWW вместо СССР: 2001-2010

Миллениум и нулевые принесли нам Википедию, “великий китайский файервол”, Викиликс и большинство известных нам сегодня социальных сетей. Появились первое интернет-голосование и феномен “твиттер-революции”. В России запустились Госуслуги и принят закон о декларации доходов чиновников.

Об интернет-прорыве 2000-х

Интернет как основной источник новостей: плюсы и минусы

“По данным MediaScope, в 2021 году более 90 млн россиян ежедневно пользуются интернетом. И да, большая часть населения уже привыкла узнавать новости из интернета. При этом, что тоже очевидно, более старшее поколение предпочитает узнавать новости по ТВ, более молодое – из соцсетей (это, например, подтверждают данные исследования компании Deloitte). Плохо это или хорошо? Это закономерно. Смартфоны удобнее проводных телефонов, соцсети веселее энциклопедии. Современный человек за день получает столько информации, сколько житель Средних Веков – за всю жизнь. Главное, уметь фокусироваться на важном и развивать критическое мышление, чтобы не дать собой манипулировать”.

Юлия Михайлова, директор по развитию системы управления репутацией и медиаанализа «СКАН-Интерфакс»

Соцсети появились в нулевых. Почему?

“Прорыв этого десятилетия и появление соцсетей связаны с естественным развитием и технологий, и общества. Процессы их эволюции взаимосвязаны. Общественный запрос влияет не столько на появление той или иной соцсети, сколько на то, сможет ли она выжить и стать популярной. Важную роль играет и технический прогресс, доступность интернета, увеличение его скорости, появление мобильных версий. Не секрет, что в зависимости от региона, сегодня в России, топ соцсетей и мессенджеров разнится. В российских регионах главным каналом коммуникаций служат чаты в WhatsApp, и  связано это со скоростью интернета и покрытием сети”.

Александра Терентьева, начальник отдела по работе с соцмедиа, ПАО “Северсталь”

Политическая стабильность мира в опасности из-за соцсетей. Или нет?

“Никакого конца – ни истории, ни политической стабильности, — не наблюдается, а то, что с высоких трибун до нас очень часто доносятся похожие формулировки, на самом деле просто характерная черта, так скажем, ограниченной квалификации современных политиков. Проблемы с политической стабильностью, если рассматривать эту конструкцию именно с научных позиций, а не того репутационного базара, разноголосицу которого мы можем слышать в медиа, всегда связаны не с «вынесением сора из избы» посредством Twitter, например, а с тем, как и по каким вопросам взаимодействуют различные субъекты. Если ваши институты неэффективны, если между вашим населением и истеблишментом пропасть, если неравенство в вашем сообществе поражает воображение даже матерых экономистов, — странно говорить о том, что горячо любимую вами стабильность как-то повредили социальные сети”.

Кирилл Телин, к.полит.н., доцент кафедры государственной политики МГУ им. М.В.Ломоносова, координатор магистерской программы PolitIQ “Государственная политика в постсоветских странах”

“В 2011 году мир перешёл в принципиально иное качественное состояние. До 2011 года вроде бы было всё спокойно, а после — протесты, революции, гражданские войны, демонстрации. И все это совсем рядом. С момента окончания Первой Мировой войны мир испытал подобного рода переход второй раз. В 1960-е годы протестов стало на порядок больше, чем раньше, и это тоже было связано с ростом технологий. Тогда всплеску протестной активности способствовал рост глобальной информационной связанности, совершенствование средств протестной активности из-за распространения телевидения, портативных транзисторных радиоприёмников, мегафонов, которые впервые появились в США, когда там проходили протесты за права чернокожих. Эти средства коммуникации казались тогда революционными и прорывными и, конечно, способствовали тому, что в 1960-е резко увеличилось количество протестов по всему миру. В 60-е и 70-е это воспринималось как что-то экстраординарное, а в вот в 80-е это стало уже привычным.

То же самое сейчас: мы скоро свыкнемся, и лет через 20 нам будет казаться, что наблюдаемый уровень протестной активности — это нормально. До 1960-х годов проходило меньше 50 протестов в год, в среднем 20-30 протестных активностей в год. После 1960-х годов количество протестов было уже на уровне 100 в год. В арабскую весну в 2011 году произошло вообще под 500 протестов. А в середине 2010-х годов мир вышел примерно на 200-250 протестов в год. Наступил конец политической стабильности в том смысле, в котором мы привыкли её ощущать, но не конец политической стабильности в глобальном масштабе”. 

Леонид Исаев, к.полит.н., заместитель заведующего Научно-учебной лаборатории мониторинга рисков социально-политической дестабилизации, факультет социальных наук НИУ ВШЭ

Право знать и обязанность рассказывать

“Вся информация подпадает под универсальную конвенцию ООН о правах человека 1948 года. В ней есть понятие права человека знать о том, что происходит в государстве. В последующих международных и национальных документах речь идёт о так называемых public officials, о публичной информации и публичных должностных лицах. Об этом, кстати, говорится в самом “древнем” источнике: о доступе к информации говорилось в Конституции Швеции еще в 1766 году. И здесь становится ясно, почему у нас всё так долго идёт: времени прошло совсем немного. Люди три века живут, понимая, что они имеют право запросить информацию, например, о закупках. Со сменой поколений это встраивается в ментальность, и важны уже не столько технологии, сколько отношения производителя информации и потребителя.

Публичная информация — это информация, принадлежащая публике по определению. Это информация о наших бюджетах, о закупках для нас, о наших недрах, а публичные должностные лица — это люди, которые служат публике. У нас это всё называется государственной и муниципальной информацией, а должностные лица называются государственными и муниципальными служащими, служащими вооруженных сил. Нарушена субъектно-объектная полярность. Проблема не в том, что у нас плохие технологии или закон о декларировании плох. В действительности речь о том, что у людей, которые стали “должностными лицами”, нет понимания того, почему они должны нам рассказывать. Ведь они нанялись к государству работать, а не к нам, они распоряжаются государственными средствами, а не нашими. Почему они должны нам рассказывать, почему они именно это закупают? Государство так решило.

Всё, что показывают публике, рассказывают гражданам, во что могут заглянуть расследователи, гражданские активисты или журналисты, делается государством через силу. Но не потому, что государство не хочет, а потому что люди, которые работают в государстве, искренне не понимают, зачем они это делают. В их обыденном понимании мы — не субъект потребления этой информации, а тогда зачем улучшать её и зачем делать больше? Технологически можно всё что угодно сделать, какие-то осколочки политической воли существуют, всё возможно. Но проблема, как всегда, не в руках, а в голове”.

Елена Панфилова, профессор Свободного университета, учредитель российского отделения Transparency International

Электронная демократия. Есть ли будущее?

“Сегодня электронное голосование проводится во многих странах, и наиболее продвинутой, с точки зрения внедрения информационных технологий в социальную, экономическую и политическую сферу, является Эстония. Проблемы здесь есть, и их несколько. Первая — насколько эта процедура прозрачна. Проголосовал или не проголосовал человек, можно это проверить или нельзя, мы с вами не знаем наверняка, но если это электронная цифровая система, то проверить можно. Вторая проблема электронных систем голосования — это безопасность персональных данных. Любой технический специалист скажет, что взломать электронную систему — вопрос времени и денег. Важно, чтобы всё, что делается для защиты персональных данных, могла проверить внешняя общественная проверка. И самое главное — есть очень серьезное противоречие, которое не так просто решается: с одной стороны, нужна защита данных и самой системы от недобросовестных пользователей, а с другой стороны, нельзя делать закрытую систему. Найти баланс между защитой со стороны спецслужб и открытостью, прозрачностью — вот это очень непростая работа. Решением этой проблемы нужно заниматься. Сейчас у нас перевес в пользу безопасности и закрытости.

У электронного голосования точно есть будущее. Мы переходим на новые коммуникационные технологии. В эту сторону движется весь мир, и назад уже не вернуться. Зачем устраивать огромные мероприятия с бюллетенями, урнами, избирательными комиссиями, когда можно ввести систему, с которой сегодня многие люди даже пожилого возраста спокойно справятся? Это дешевле, эффективнее, быстрее. За электронным голосованием будущее, вот только вопрос в том, как его реализовывать и для чего? Если вы хотите получить настоящие выборы, электронное голосование безусловно станет шагом вперёд. А если хотите получить административно управляемые выборы, то для избирателя электронное голосование — не лучший исход”.

Юлий Нисневич, д.полит.н., профессор факультета социальных наук НИУ ВШЭ

Википедия и проекты самоорганизации учёных. Могут ли они стать “фабриками мысли”?

“Предубеждения к Википедии с самого начала были очень большие, но постепенно выработался самоорганизующийся механизм проверки некачественной информации и ее корректировки. Например, в датах там обычно ошибок нет, а то, что могут быть ошибки в трактовках, так они и в любом издании могут быть. Достаточно ли этого? Конечно же нет. Там предложена фактура, а уже для связки между фактурой и причиной как раз нужны аналитические тексты и понимание. Есть более сильный и важный для меня, как человека, который занимается наукой в двух областях, проект “Диссернет”. Это действительно самоорганизация ученых, если мы говорим про тот самый незримый коллектив из разных точек мира. И это как раз тот пример, который работает даже в нашей непростой системе, и это здорово. Это не столько “фабрика мысли”, сколько система общественного контроля. И это очень важный момент — без контроля любая система не может работать, а в условиях авторитарной системы общественный контроль просто необходим. Его пытаются задвигать в какие-то рамки, но до конца это не удается. Конечно, есть сообщества, благодаря которым мы общаемся в интернете, обмениваемся профессиональным мнением, слушаем доклады, но все это не “фабрики мысли”, которые являются все-таки действующей структурой, имеющей, в том числе, организационную и финансовую базу”.

Александр Сунгуров, д.полит.н., профессор НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге, президент Межрегионального центра СТРАТЕГИЯ