Как начинались Internet Studies
В 1990-е годы считалось, что интернет меняет мир, что мы в Сети — не то же самое, что мы в офлайне. С интернетом связывались утопические надежды: человек в Сети будет иначе представлять себя, будет выстраивать другие социальные связи, интернет принесет новое Просвещение.
В 1995-м году создатель Electronic Frontier Foundation, будущий автор Декларации независимости интернета Джон Перри Барлоу сказал: «Я считал, что самым большим изобретением в истории человечества был станок Гутенберга, но теперь я понимаю, что это интернет». Самые высокие и громкие слова, какие себе можно представить, звучали про интернет в те годы. И это была исследовательская проблема.
В 1990-e с интернетом связывали утопические надежды
Социолог Барри Уэллман, один из первых исследователей в области Internet Studies, решал её так: он занимался сетевой и офлайновой этнографией. Уэллман изучал жизнь в поселке Нетвилль в пригороде Торонто. Нетвилль состоял из одноэтажных домов, которые девелопер пытался продать засчёт того, что все они подключены к интернету. Уэллман обнаружил, что люди, несмотря на то, что общаются с кем-то в Cети, продолжают выходить по вечерам на крылечко, садиться на пластиковый стул, ставить кувшин холодного чая, ждать, пока мимо пройдут соседи, болтать с ними. Это относительно простые кейсы, но ему они были нужны для того, чтобы показать, что в интернете человек не другой. Он там такой же. Более того, сетевая этнография показала, что люди чаще пишут тем, с кем разговаривают и в офлайне. Этот тезис был страшно прорывным.
На волне подобных обсуждений появляется первая книжка по истории интернета Where wizards stay up late («Где волшебники не спят допоздна») за авторством американской журналистки Кэти Хефнер. Она рассказывает, что отцы-основатели сети были великими изобретателями, отличными инженерами, тонко чувствующими нерв эпохи. Но в Америке проникновение интернета было тогда около 5%, поэтому оценить их вклад мало кто мог.
В 1999 году американская исследовательница Дженет Эбботт выпускает книжку Inventing the Internet («Изобретая интернет»), на которую ссылаются до сих пор. Она пытается показать, что всё было несколько сложнее. Как историк техники, она идёт в архивы и рассказывает историю ARPANet (Арпанет). Были учёные и военные, которые между собой как-то договорились. При этом ни одна сторона напрямую договоренности не соблюдала, но частью игры было это не замечать.
Один из сюжетов в её книге ― о том, какую роль сыграл значок «собаки» в развитии e-mail. До изобретения почты технология соединения разных сетей друг с другом была уделом только малого количества инженеров внутри универов. Обмен письмами существовал, но был чудовищно неудобным. В качестве адреса нужно было написать полный путь от твоей машины до получателя, включая все промежуточные точки. А когда изобрели значок «собаки», дело попёрло.
В своей книге Дженет Эббот показывает, что интернет ― это не чудесное изобретение, которое волшебники ночами куют в своих пещерах, а нормальная технология, у которой есть история. В этом смысле она не отличается от других технологий.
Другой сюжет ― уже не из книжки Эббот, — как была устроена коммерциализация интернета в США, когда управление перешло от Национального научного фонда в руки частного бизнеса. Оказывается, это придумал один конкретный человек. Он начал подключать абонентов к своему узлу, но скрывал это от остального Арпанета и зарабатывал денежки. Его спалили, потому что трафик радикально увеличился. Полезли разбираться ― а там уже небольшой провайдер.
В 2000 году в Таиланде вышла статья, где авторы выдвинули гипотезу, что вещи, которыми наполнен интернет, отличаются в культурном смысле в разных странах. На тайских форумах первое правило — не оскорблять короля, оно существует, потому что в этой стране монархия. Но на американских форумах такого правила нет. Значит, правила задаются культурно, они культурно специфичны. Опять же, тогда это был очень свежий тезис.
Что изучают историки интернета
Появляется целая область исследований — Internet Histories, которая ставит перед собой задачу создать описание истории интернетов во всех странах планеты. Она фокусируется провайдерах, их сетях, протоколах, то есть на связности.
Для всего остального есть соседняя область, которая называется Web History. Её интересует как раз история сайтов, социальных медиа, пользовательских практик.Исследователи Internet Histories страшно любят неосуществлённые или закрывшиеся проекты компьютерных сетей, потому что они показывают плюральность развития технологий: Minitel во Франции, Project Cybersyn в Чили, ОГАС в СССР. Однако в этой области нет высокой теории: объяснения, которые дают исследователи, зачастую одноразовые, их нельзя перенести на другие кейсы. Например, Бенджамин Питерc, который написал книжку про ОГАС, говорит об особом режиме отношений между учёными и бюрократией в СССР и в США, и его объяснение невозможно использовать где-то ещё, потому что, собственно, этот режим был уникальным.
Исследователи Internet Histories страшно любят неосуществленные или закрывшиеся проекты компьютерных сетей: ОГАС, Minitel, Cybersyn
Мне кажется, что удивительным образом история интернета до сих пор спорит с книжкой Эббот. Для этой области по-прежнему актуальны два ключевых напряжения: как устроены компьютерные сети за пределами США, в разных странах, разных регионах мира и как устроена компьютерная сеть внутри США, за пределами Арпанет.
Есть три направления, по которым можно кластеризовать исследования истории интернета. Первое — это история инфраструктуры. Кто и как создавал большие технические системы, как они преодолевали проблемы, как провайдеры дружили с компьютерными клубами, со СМИ или как создатели СМИ делали провайдеров.
Второе направление — изучение более обширных инфраструктурных отношений. Например, исследователи алгоритмов разбираются, как формируются ленты рекомендаций и как это влияет на действия пользователя.
Третье направление — это переопределение объекта. Его представители говорят, что интернет не особенный феномен, а попросту одна из компьютерных сетей, и поэтому нужно изучать их все. Они пишут истории этих сетей по архивным документам, интервью, с подробным описанием технологических решений и технических объектов вплоть до моделей роутеров, но с погружением в социальный контекст.
Например, в рамках такой подхода можно искать ответ на вопрос о том, почему Minitel, будучи очень популярным во Франции в 90-х, проиграл интернету, основанному на Арпанете? Почему Minitel не сохранился?
Изучение истории интернета оформлено институционально: есть журнал Internet Histories: Digital Technology, Culture and Society, ассоциация, которая называется RESAW, своя конференция.
Обратим внимание, что «компьютерная сеть» и «интернет» — это, получается, разные вещи, хотя если перевести слово internet, получится словосочетание «взаимно соединённые сети». Будто бы тут есть противоречие. Но нет, это другая проблема — словарная. Сегодня мы называем интернетом ту совокупность сетей и технических решений, которая выросла из сети Арпанет. Французский Minitel, советский ОГАС и чилийский Cybercyn в сетевом и в техническом смысле были устроены иначе, и поэтому к сегодняшнему интернету они не имеют отношения. Они остаются сетями, слово «интернет» к ним не применимо. В этом, пожалуй, состоит главное затруднение социальной истории технологий: нужно отказаться от здравого смысла и от искушения называть все сетевые проекты словом «интернет», чтобы увидеть настоящее положение дел. Поэтому, как мне кажется, лучше всего говорить аккуратно: «То, что мы теперь называем интернетом». С этой оговоркой всё становится существенно понятнее.
Как советские кибернетики не смогли создать Рунет
В советские годы был огромный проект ОГАС (общегосударственная автоматизированная система учёта и обработки информации) — кибернетическая мечта, которая была придумана в хрущёвские времена. Инженер-полковник Анатолий Иванович Китов, первый переводчик Норберта Винера, вместе с кибернетиком и математиком Виктором Максимовичем Глушковым предлагали сделать компьютерную сеть, которая была бы не просто сетью компьютеров, а вела бы учёт производства. Глушков потом даже придумал, что и зарплату надо начислять через ОГАС, и расплачиваться через неё. В 1955 году трое больших учёных — Китов, Соболев и Ляпунов — выпустили статью о том, что кибернетика может быть полезна при коммунизме. Машины можно использовать для нужд и народного хозяйства, и преобразования страны.
Глушков потом придумал, что и зарплату надо начислять через ОГАС, и расплачиваться через неё
Советская кибернетика пошла в сторону государства, потому что учёным нужно было объяснить, почему их не нужно больше гонять, как при Сталине, а нужно давать им выпускать журналы и заниматься наукой. Однако ОГАС так и не был создан, как считается, из-за дебатов с статистическим ведомством и армией. В ОГАС было вовлечено очень мало людей. Надо хорошо понимать, что мы описываем это как масштабный и важный феномен, но реально им занимались сотрудники Института кибернетики Украинской академии наук — и всё.
Другая сеть в СССР всё же была создана. Про это пишет историк Алексей Сафронов. Она называлась АСПР — Автоматизированная система плановых расчетов Госплана СССР — и объединяла статистические центры по всему Советскому Союзу.
Ещё была сеть Академии наук, которая соединяла её филиалы. В Новосибирске она потом использовалась для строительства интернета. Были кибернетические центры по всему Советскому Союзу, в том числе в ЦЭМИ РАН, где до сих пор сохраняется кибернетическая наука. Существовал кибернетический кружок Валентина Турчина. Он, будучи преподавателем МГУ, формировал вокруг себя нетворк студентов и молодых профессионалов в области математики и кибернетики. Обычно Турчина знают по книжкам «Физики шутят» и «Физики продолжают шутить», ещё он был одним из участников правозащитной Московской хельсинской группы. Менее известно, что он создал кибернетический язык программирования РЕФАЛ. Но это всё на интернет никак не повлияло. То есть нельзя сказать, что кибернетики были «мотором» развития или распространения интернета в России. Некоторые из этих людей стали провайдерами и сетевыми инженерами, но это биографическая история. Кибернетика как идейный комплекс на интернет в России, похоже, совсем не повлияла.
Глядя на данные об истории интернета в городах России, которые мы собирали в своё время, я не вижу никакой связи между ОГАСом, АСПР, сетью Академии наук, то есть доинтернетными проектами, и ранним интернетом. Первый московский провайдер «Демос» создавали недавние выпускники, им было 23–25 лет. Кто-то был математиком, кто-то инженером, но это были не кибернетики, не сотрудники специализированных центров. Почему-то постсоветские кибернетики в этом смысле интернет прохлопали ушами. Тот же ЦЭМИ РАН в 1990-е работал как государственный think tank, занимался экономической кибернетикой, но не интернетом.
Первых провайдеров в России создавали не кибернетики
Но есть и хорошая история. В Переславле-Залесском первым и до сих пор, наверное, главным провайдером является «Ботик» — это провайдер института программных систем РАН. Его создал Сергей Абрамов, один из учеников Турчина. Когда он говорит о Турчине, он переходит на кибернетический язык, но когда Абрамов говорит об интернете, там ни слова из кибернетического словаря нет. Ни про обратную связь, ни про системы. Это обычные рассказы, скорее провайдерские, чем кибернетические, о том, как устроены сети.
Как история интернета России различается в регионах
В России история интернета не написана. В 2003 году вышла книжка Юрия Перфильева, ученика Натальи Зубаревич, об экономической географии раннего интернета. В ней можно взять много сырых данных, но если спросишь себя, какова история интернета в Челябинске, в Екатеринбурге, то таких текстов нет. Наш клуб любителей интернета и общества занимался этой темой несколько лет достаточно подробно: мы были в семи городах России.
В России история интернета не написана никем
В каждом городе история существенно отличается. Поскольку государсто в тот момент отвлеклось на другие дела, и не было связи между советскими сетевыми проектами и интернетом — в каждом городе интернет развивался будто бы заново. На эти траектории развития сильно влияло то, как устроен город, насколько удалены районы, и то, какие были отношения между провайдерами и телефонистами. Ещё важны знания, инженерные школы. Например, в Арзамасе в 2005 году провайдеры использовали военный телефонный кабель, потому что их инвестор мог его достать. И он везде, оранжевый такой, висел. Когда мы у них были, я спросил, почему они не перешли на телевизионный кабель, который тогда уже давно использовался. Оказалось, они не знали, что это будет работать. Тут дело не в том, что они глупые или, наоборот, умные и дальновидные, а в том, что они могли оперировать тем, что они знают.
В Арзамасе в 2005 году провайдеры использовали военный телефонный кабель
В Томск же в 1997-м году приехали американские инвесторы и предложили строить интернет на телевизионном кабеле, потому что в Америке он тогда использовался очень широко. Студент, которого пригласили в этом участвовать, даже попытался написать диплом про передачу сигнала по телевизионному кабелю. Ему поставили двойку, сказав, что так не бывает. Он обиделся, бросил университет, построил провайдер на телевизионном кабеле и очень быстро стал в городе номером один. Потом он ещё ездил в Казахстан и фактически был строителем городской сети в Астане. Соответственно, для понимания технологической истории интернета в городах важно реконструировать и этот компонент, образовательный или интеллектуальный, как ни назови.
Мы видим во всех городах, что инженеры с уже сложившимися сетевыми компетенциями и знаниями не участвовали в строительстве интернета. Было бы здорово понять почему. Почему, например, воронежский интернет строили не люди из Института связи в Воронеже?
Мне кажется, что все 1990-е годы, когда пользователей было очень мало, интернет не выглядел настоящей технологией. Зачем тебе бросать работу в Челябинсксвязьинформе или в Томсктелекоме, одним словом, в настоящих телефонных операторах, и идти заниматься интернетом, который тогда был новой и несколько завиральной технологией?
Показательная история была в Воронеже, когда там возник первый провайдер, «Информсвязь-Черноземье». Молодые инженеры, сотрудники местного телефонного оператора, предложили использовать его инфраструктуру для интернета, а прибыль делить пополам. Обратите внимание, они пошли на относительно невыгодные для себя условия, чтобы наладить сотрудничество с существующей инфраструктурой.
Почему? Мне кажется, ровно потому, что было невозможно объяснить, что интернет — это золотая штука.
В том же самом Воронеже в 1998 году были дебаты внутри Воронежского государственного технического университета, что протянуть в сети нового общежития — интернет или Fido. Студенты уже пользовались интернетом, но тогда ещё не было понятно, что за ним будущее. И это достаточно долго оставалось непонятным, поэтому интернетом занимались молодые люди, которым было нечего терять, у них была возможность потратить десять лет на потенциально невыигрышную историю.
Интернетом занимались молодые люди, которым было нечего терять
Как мировой интернет оказался единым
До какого-то момента, условно в 1980-е годы, существовали независимые друг от друга компьютерные сетевые проекты: ARPANet в Америке, Minitel во Франции, китайские разработки, ОГАС, который так и не построили. Это были абсолютно разные технологии, с разным наполнением, за которыми стояли разные идеи.
В 1990-е годы оказывается, что основанный на Арпанете интернет распространяется по миру и вытесняет местные сетевые проекты. К нему подключаются страны, города, открываются провайдеры, у провайдеров появляются клиенты. Срабатывает сетевой эффект. Зачем пользоваться мессенджером, где ты сидишь один? Лучше пользоваться мессенджером, где все твои знакомые. Сейчас слово «интернет» представляется безальтернативным, но важно, что это был один из проектов. Существовали Usenet, FidoNet, другие сети. Со временем разнообразие инфраструктурных решений уменьшилось. Да, в Томске провайдеры тянули оптоволокно, в Воронеже — телефонный кабель, во Владивостоке использовали спутник, ещё иногда применяли лазер. Но при этом весь технологический стек, все протоколы, сам веб был уже у всех одинаковый. Все подключались к одной технологии соединения сетей.
Сейчас слово «интернет» представляется безальтернативным, но важно, что это был один из проектов на планете Земля
Вместе с технологиями унифицируются и пользовательские практики. Барри Вэллман и Ли Рэйни в 2012 году написали книжку «Связанные: социальная операционная система», где они формулируют идею тройной революции: рост социальных сетей, распространение мобильных телефонов и сравнительно дешёвый мобильный интернет. Когда три этих фактора становятся влиятельными, мы видим разом и существенный рост пользовательской базы, и гомогенизацию того, что делают пользователи.
Если в 1998-м году все сидели по городским форумам и чатам, то к концу нулевых отток с форумов в соцсети был такой, что даже те, кто ненавидел эти соцсети до сих пор, были вынуждены завести там аккаунты. Интернет становится более одинаковым, и разницу между екатеринбургским интернетом и воронежским интернетом становится достаточно сложно усмотреть. В то же самое время томский интернет перестает существовать с появлением безлимитных тарифов.
Однако какие-то различия сохраняются достаточно долго. Норильск подключили к интернету по проводу в 2018–2019 гг., потому что из-за вечной мерзлоты очень сложно тянуть кабель. До этого жители Норильска ездили на материк с жёстким диском, чтобы что-нибудь скачать и положить в городскую сеть. На Курилах, на Сахалине интернет был в WhatsApp, потому что волокно к ним дотянули только в 2020 году. Таким образом, инфраструктурная разница была, но она была скорее в духе того, что существовали недоукомплектованные места. В материковой России всё довольно одинаково.
Сегодня мы всё ещё можем различать интернет между странами по принципу инфраструктуры. Когда я был в Турции, буквально в центре Стамбула, я замерил скорость интернета в квартире — пять мегабит на скачивание и семь мегабит на загрузку. Всё потому, что там до сих пор используется телевизионный кабель. В то же время весь Таиланд обтянули оптоволокном так, что там оно в каждом коровнике. Там ещё и 5G у всех провайдеров — и ты в интернете делай что хочешь. Таким образом, в области инфраструктуры, государственного регулирования между странами существует очень большая разница. Например, в Израиле есть JNet, где заблокированы порносайты и другие неприемлемые для религиозного еврея материалы. Внутри России серьёзных отличий нет, блокирование сайтов происходит на федеральном уровне, но крайне редко на региональном.
Возможен ли подлинно глобальный интернет
Любопытно, что параллельно с распространением интернета шло оформление его философии. Те, кто его запускал, создавали всемирную сеть. Футуролог Стюарт Бранд, который придумал The Whole Earth Catalog, совершенно явно мыслил это как общепланетарную вещь. Джон Перри Барлоу, автор Декларации о независимости киберпространства, тоже говорит, что есть мир офлайна, где вы, никчёмные политики, и есть мир онлайна, где мы — великие интернетчики. Но обратите внимание, это не американский мир онлайна. Он имеет в виду весь мир онлайна.
В 1997 году в Новосибирске прошла конференция интернетчиков «Интернить». Из Москвы туда приехал Евгений Горный, выдающийся деятель раннего интернета. На этой конференции постоянно звучало словосочетание «новосибирский интернет». Вернувшись в Москву, Евгений Горный написал статью, в которой говорит, что не бывает интернета новосибирского, московского или жмеринского. Интернет — это глобальная сеть. В 1998 году Линор Горалик в «Русском журнале» пишет, мол, ребята, мы все пришли в глобальный интернет, а оказалось, что мы принесли на подошве грязь офлайна. Мы воспроизводим в интернете национальные границы. «Это уже не интернет, это nets», — говорит она.
В начале десятых годов появляется словосочетание «балканизация интернета». Люди обращают внимание на то, что единый материк всё-таки раскалывается: сначала всем казалось, что на континенты, а потом стало понятно, что на страны, то есть на отдельные куски.
Глобальный интернет через космос
Что происходит в последние годы? Я сейчас пишу статью про космический интернет, который пытается создать Илон Маск. Он сразу сделан так, чтобы быть глобальным, чтобы пользовательские траектории находились вне национального регулирования. Маск соединяет спутники лазером. Если я из Испании хочу зайти на сайт в Германии, мой сигнал не будет проходить через страновые центры, которые будут имплементировать все страновые блокировки. Это, как мне кажется, инфраструктура нового — в полном смысле слова глобального интернета.
Всё-таки предыдущий интернет в этом смысле глобальным не был. Он вползал через границу. Есть большие провайдерские центры админтрафика, и его есть, где регулировать. Космический интернет будет негде регулировать. Там просто нет такого места. Уж если регулировать, то весь. При этом новый интернет, который может получиться у Маска, тоже основан на Арпанете.
Предыдущий интернет полностью глобальным не был: он вползал через границу
Если проект Маска реализуется именно в его утопическом, сияющем виде (так никогда не бывает, но если предположить), то мы получим ещё большую гомогенизацию, потому что станет уже неважно, где ты живёшь: весь интернет для тебя будет одинаковый. У тебя везде будет открываться Википедия, которая заблокирована в некоторых странах мира. В этом смысле уже не будет разницы между Таиландом, где она была заблокирована когда-то, Россией, где она может быть заблокирована в будущем, и Германией, где она работает спокойно.
Как развивалось государственное регулирование Рунета
В книжке Андрея Солдатова* и Ирины Бороган «Битва за Рунет» рассказывается, что ещё 1990-е годы телефонная связь находилась под мощным надзором ФСБ. Собственно говоря, Институт связи в Воронеже — это фээсбэшный институт. Но, кажется, в 1990-е их ещё не интересовал интернет. Пользователей было очень мало. Это вообще была не та вещь, на которую нужно было обращать внимание в ситуации, когда у тебя страна разваливается. Поэтому, например, работа проекта Сороса** в России была достаточно свободной. Только в 1998 году тогдашнее руководство спецслужб на совещании с президентом подняло вопрос о том, что стоит обратить внимание на веб-сайты.
В 1990-e ФСБ ещё не очень интересовал интернет
Эта инициатива тогда не была поддержана, фактически ничего не произошло. Первая версия списка экстремистских материалов — это 2002 год, закон «О связи» — 2003-й, закон «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» — 2006-й. Но массово стали блокировать уже в начале десятых годов.
Наша компания eQualitie сейчас выпускает игру, где человек может играть за цензора и вводить ограничения. Когда мы пытались сделать её хоть немного исторически достоверной, мы обратили внимание, что на первый сегмент времени нам почти нечего поставить. Интернет особо не регулировался до первой половины нулевых, когда закон «О связи» заставил провайдеров иметь лицензии. Если ты имеешь лицензию, ты должен подключиться к СОРМу. Это даёт ФСБ доступ к провайдерской инфраструктуре, но ещё не связано с блокировками и так далее. Блокировки — это Роскомнадзор. Дальше, мы видим, что большой пакет законов по регулированию был принят в 2014 году, потом в 2016–2017 годах и потом перед войной.
Роскомнадзор отличается от активистов в защиту интернета тем, что там люди сидят на зарплате и занимаются этим пять дней в неделю по восемь часов, а активисты всё-таки ещё должны как-то выживать за пределами своего активизма. Поэтому Роскомнадзор оказался достаточно последовательным — в том смысле, что и он смог имплементировать довольно много государственного регулирования в России, фактически почти не обращая внимания ни на какие общественные обсуждения, хотя какие-то вещи, конечно, удавалось отбить и смягчить. Но если составить таймлайн и просто на него посмотреть, то это выглядит как последовательное медленное движение в одну сторону, пусть и сопряжённое с ошибками, сложностями и идиотизмом, как, например, блокировка Telegram.
Военные действия в 2022 году существенно интенсифицировали всё происходящее, но всё-таки это началось раньше. Кажется, что где-то в районе 2016–2017 годов с «пакетом Яровой», в общем, всё было уже готово. Были созданы и расставлены по провайдерским сетям ТСПУ, были протестированы и реализованы блокировки с помощью DPI.
Почему я говорю про последовательность? Я не имею в виду, что они знали будущее, это вряд ли так. Но я имею в виду, что улитка ползёт, ползёт и в какой-то момент доползает. У тебя есть хороший, работающий инструмент, дающий предсказуемый результат. Хорошая дубинка. И когда ты её возьмёшь — это просто вопрос времени, а не чего-то ещё, поэтому мы в eQualitie сейчас говорим про историю с Чебурнетом. Я не люблю это слово, но его все используют в контексте отключения российского интернета от большого интернета, поэтому приходится. Это звучит абсолютно дико, и вообще-то так не принято делать в мире.
Можно ли отключить Россию от интернета?
Технически возможно отключить Россию, хотя, конечно, это крайне затруднительно, учитывая, что в России очень много провайдеров. Количество лицензий, выданных на руки населению, — в районе пяти тысяч. Понятно, что не все из них активны.
Технически отключить Россию возможно, хотя и затруднительно
Кроме того, российские провайдеры — особенно те, кто начинал в 90-е, — прекрасно помнят время, когда не было регулирования вообще. Всё это происходило на их глазах. Это в моих интервью воспроизводится абсолютно точно, хотя это не было предметом моего интереса. Я не видел ни одного провайдера, который говорит: «Да, отлично, давайте следить». Все говорят: «Задолбали деньги из-за нас тянуть, сволочи. Хорош!» Все признаются, что государство мешает и что в этом нет ничего хорошего.
Единственное, что провайдеры приветствовали после принятия закона «О связи», — возможность подавать в суд, если сотрудники другого провайдера срезали твои провода. Был такой способ ведения конкурентных войн.
Мне кажется, что российские провайдеры не склонны к вооружённому сопротивлению типа выходов на улицы: это оставлено пользователям. Но, например, не отвечать на письма — вполне. Поэтому вопрос технической реализации — это всё-таки в большей степени вопрос людей, а не только машин. На стороне людей там всё совершенно не так радужно, как хотелось бы, может быть, кому-то в верхах.
Все признаются, что государство мешает и что в этом нет ничего хорошего
Но попробовать отключить Россию можно. Создан свой центр сертификатов безопасности, сделаны российские DNS-сервера, есть национальные браузеры, установлен практически прямой контроль государства над компанией Яндекс, — всё это вряд ли ты будешь делать, если ты не хочешь отключать интернет.
Что такое Civic Tech
Civic Tech (civil technology) — область IT-индустрии, поддерживаемая по преимуществу грантами, которая отстаивает принципы свободы интернета, свободы самовыражения в Сети. Что мне нравится в них — они действительно могут руководствоваться ценностями, поскольку им не нужно зарабатывать миллиарды. Они тебе не врут. Когда они говорят, что не собирают данные, они настолько не собирают данные, что не знают, сколько у них пользователей. По крайней мере некоторые из них. И уж точно эти люди не передают твои данные третьим лицам и не торгуют ими.
Это сейчас всё более и более популярно: не ставить никакую аналитику, не знать, кто к тебе ходит — немного сложнее отчитываться, но зато всё по-честному. Там, может быть, местами похуже разработчики (хотя далеко не все), но тем не менее те решения, которые создают в Civic Tech, реально работают, как заявлено. А если что-то не работает, об этом тоже будет заявлено: дескать, вот это у нас ещё не готово.
Это в немалой степени активистская область, но это активизм не в российском понимании. В России активист — это антигосударственный человек, человек, который напрямую оппонирует власти. В той же Германии, во Франции, в Канаде, в Америке активисты разговаривают с государством и, бесспорно, оппонируют, но это не перебранка, а диалог. Даже если не всем и не всегда хочется в нём участвовать.
На конференции, которую каждый год проводит организация AccessNow (НКО, занимающаяся защитой цифровых гражданских прав. — Прим. ред.), бывают круглые столы, где встречаются корпорации вроде Google и люди из Civic Tech. Они обсуждают приватность, хранение данных и т. п. Понятно, что корпорации, конечно, послушали и пошли дальше заниматься своими делами, но бывает, что какие-то вещи вроде GDPR («Общий регламент по защите данных») получается протащить.
В Civic Tech разрабатываются решения, в немалой степени предназначенные для борьбы с государствами, которые радикально ограничивают интернет.
[Конец этого раздела интервью удалён в связи с законодательством РФ, не позволяющим рассказывать о конкретных решениях в области Civic Tech.]
Как изучать сетевые ограничения
Мы до сих пор довольно мало понимаем про шатдауны. Некоммерческая организация AccessNow собирает данные про шатдауны во всём мире. У неё накоплен гигантский архив. Они ищут людей и разговаривают с ними — и делают описание того, что происходит со связанностью сетей.
По опросам мы знаем, что в России 14–15% людей часто пользуются самым известным способом обхода ограничений с трёхбуквенной аббревиатурой, около тридцати процентов включают его хотя бы раз в месяц. Насколько эти люди реально воспроизводят среднего пользователя — чёрт его знает. Но получается, что 70% людей вообще не ходят на заблокированные сайты.
70% аудитории не интересуются окошком свободного интернета. Мне кажется, интересный вопрос, с которым было бы здорово разобраться: как устроена эта штука, входят ли люди в как бы национальный интернет больше, чем международный интернет; нужна им свобода или не нужна. Точнее, это даже не вопрос, нужен ли, — это абстрактный вопрос, — на него так не ответишь. Но пользуются ли они реально этим всем или нет?
70% людей вообще не ходят на заблокированные сайты
Сейчас Россия представляет собой очень интересный объект для Internet Studies. Особенно то, что происходит внутри страны. Однако это невозможно изучать без данных провайдеров. Некоторые из них в каком-то случае готовы разговаривать и показывать, — но за этим к ним надо, конечно, приходить в офлайн.
Для академического ресерча в области Internet Studies и в области поведения пользователя достаточно анонимизированных данных, но для того чтобы их собрать, мы должны, к сожалению, снять некоторые этические ограничения. Мы должны залезть в пользовательские сессии и посмотреть, куда пользователи ходят, потому что без этого мы не сможем понять, что происходит.
Чем интересна Россия для Internet Studies
Дорогой читатель, если что-то из этого вызвало твой интерес, напиши работу по истории интернета в России. Internet Histories-комьюнити это очень нужно. Невозможно писать историю интернета в Екатеринбурге за пределами Екатеринбурга.
Есть очень хорошая работа про рекламу Minitel. Её авторы пошли в Национальный архив телевидения во Франции, где хранились не только записи передач, но и записи рекламы. Они взяли ролики и начали смотреть, как Minitel коммуницировала с потребителями. В России это можно сделать, придя на местную телекомпанию, в архив или в библиотеку. Интервью, конечно, можно провести в онлайне, но провайдеры — люди молодые, с ними нужно разговаривать вживую, иногда выпить пиво, иногда сходить на экскурсию по офису.
Даже для Digital Humanities здесь есть очень хорошая тема. Можно взять российские документы про интернет и сделать по ним поиск, чтобы найти категории, которые в них используются: компьютеризация, цифровизация, интернет, сетевой, коммуникация и так далее. Эти документы оцифрованы. Интересно не просто составить глоссарий, а понять, как это менялось с годами.
Я обратил внимание, что у ранних провайдеров в названии нет слова «интернет», а есть слово «сети» или слово «коммуникация»: например, коммуникационно-информационная сеть чего-то там в Томске (КИСА) — первый провайдер или «Томское информационно-коммуникационное агентство» (ТОМИКА). Слово «интернет» стало появляться позже. Восстановить этот контекст представления в интервью невозможно, потому что он не остаётся в голове. А в документах это можно попробовать схватить, можно попробовать увидеть региональную специфику. Может быть, хоть до какой-то степени мы сможем понять, чем представление об интернете в Татарстане отличалось от представления об интернете в Якутии, где сетевыми технологиями начали заниматься сильно раньше, чем где-то ещё.
Любое движение тут было бы хорошо, потому что такого архива государственных документов пока никто не собрал, а ведь это публикабельная тема. Internet History, Internet Governance и в целом Internet Studies с участием представления об интернете сюда очень хорошо ложатся, и как минимум три текста про это можно написать в журналы первого-второго квартиля. В этом смысле российский интернет представляет собой очень мощный материал, на котором не один человек может сидеть всю жизнь и иметь прекрасную научную карьеру и наконец разобраться, что это такое.
* Андрей Солдатов признан властями РФ иноагентом
** Фонд Сороса признан властями РФ нежелательной организацией, его деятельность запрещена
Расшифровка: Ксения Жакова, Елизавета Коноплева
