— А вы уверены, что это трагедия Эсхила?
— Да, уверен. Там написано.
— Не по-русски.
— Ну разумеется, Вертер. Эсхил не мог писать трагедии по-русски.
— Очень жаль, что мне приходится верить вам на слово. Вот недавно Иванов А.В. привез гадину из мезозойской эры, и мы записали, что это птеродактиль. А вышло, что это был птерозавр. Пришлось переписывать целую страницу.
(к/ф «Гостья из будущего»)
Вертер во времени и пространстве
Одна из наиболее влиятельных книг конца XVIII — начала XIX века, «Страдания юного Вертера», была написана Гете в популярном тогда жанре эпистолярного романа, или романа в письмах. Эпистолярный роман можно рассматривать как сеть текстов (от кого и к кому), и в этом смысле он демонстрирует особый вид литературной связности.
Тип произведений, написанных по образцу «Вертера», получил название «вертериада» (нем. Wertheriade). Первые вертериады появились всего спустя год после выхода оригинального романа: в их числе, например, пародия «Радости юного Вертера» Фридриха Николаи (нем. Freuden des jungen Werthers).
За почти 250 лет, прошедших с момента публикации в 1774 году, роман неоднократно становился объектом самых разных исследований. Исследовались, в числе прочего, те аспекты романа, которые могли представлять интерес для читателей и писателей конца XVIII века.
В относительно недавней работе (2014) ученые поставили перед собой задачу оценить влияние романа (иными словами, эффект «Вертера») на другие литературные произведения при помощи топологических моделей. Такие модели используются для визуализации лексической взаимосвязи между литературными произведениями.
Зачем нужна топология литературы
Термин «топология» встречается в разных областях знания; в этом исследовании он означает моделирование языковых паттернов для понимания пространственной связи между литературными произведениями. Ученые попытались понять, в какой степени язык конкретной работы или концепции (в данном случае, язык «Страданий юного Вертера» Гете) циркулирует в определенной среде и структурирует определенную литературную область.
Вместо того чтобы изучать взаимоотношения между литературными произведениями, оперируя библиографическими категориями (заголовки, адаптации) или лексическими категориями (ключевые слова, мотивы, цитаты), топология пытается концептуализировать и визуализировать эти отношения как результат более рассеянной (диффузной) лексической взаимосвязи, т.е. насколько вообще лексика других текстов пересекается с тем, который интересует исследователя. Топология помогает увидеть, как группы слов повторяются в соответствии со сложными правилами, то есть образуют «поля регулярности» (термин Мишеля Фуко).
Вертер в цвете
Изображение ниже представляет собой топологию работ Гете, упорядоченную по употреблению лексики из «Вертера». Чем меньше фрагмент, тем он лексически ближе к своим соседям. Каждый жанр маркирован своим цветом: красный — проза (романы, автобиографии), желтый — поэзия, зеленый — драма, розовый — критические эссе, оттенки синего — научные тексты. Первое издание «Вертера» отмечено белым.
Тексты расположены в соответствии с их «вертерностью» — то есть, в соответствии с наличием или отсутствием в них набора слов из «Вертера». Для создания этого датасета, который можно назвать лексической хромосомой «Вертера», авторы исследования составили список из 91 самого частотного знаменательного слова, употребленного в романе. Они не стали лемматизировать данные, чтобы сохранить грамматическую информацию.
На основе этого списка была составлена матрица, в процентах демонстрирующая частотность слов из «Вертера» по отношению к словам из других работ Гете. Матрица стала базой для таблицы расстояний между произведениями в корпусе. Для этого частотность каждого слова была представлена в виде единичной координаты в евклидовом пространстве. Местонахождение произведения — это совокупность всех таких координат, а расстояние между произведениями вычислялось при помощи той же евклидовой геометрии. Это расстояние и есть мера сходности двух произведений по наличию в них слов из «Вертера».
Соседи Вертера
Из этой таблицы при помощи алгоритма GEM (англ. generalized expectation maximization) был получен граф, который был преобразован в диаграмму Вороного. Посмотрим, что находится на ней в непосредственной близости от текста «Вертера».
На этой диаграмме видно, что первое издание «Вертера» (№ 32) расположено в верхнем левом углу прозаической секции корпуса Гете. Рядом с ним находится второе издание романа (№ 33), которое значительно меньше коррелирует с остальным корпусом. Тесная связь видна между «Вертером» и «Годами учения Вильгельма Мейстера» (№ 254), а также первой частью «Годов странствий Вильгельма Мейстера» (№ 179). Слева от «Вертера» биография неоклассического художника Я. Ф. Хаккерта (№ 150), перевод «Племянника Рамо» Дидро (№ 237) и, через одну клетку, перевод автобиографии Бенвенуто Челлини (№ 204 и 205). Иными словами, наблюдается сильная корреляция между Вертером и художниками, что неудивительно. Ни одна статья о «Вертере» из более двух с половиной тысяч не указывает на связь Вертера с этим кругом художников, в то время как на диаграмме видно, что наиболее «вертерные» работы — те, которые посвящены жизни художников. Кроме того, частотность слов из «Вертера» в биографиях художников выше, чем в самом романе.
Аналогичная диаграмма была составлена, исходя из периодизации работ Гете. Зеленым отмечен ранний период его творчества (до 1788), синим — классический (1789–1805), красным — поздний (1806–1832).
На этой диаграмме видно, что несмотря на то, что «Вертер» был написан в ранний период творчества, роман тесно связан с произведениями классического и позднего периодов.
Вертер в корпусе
Чтобы понять, как язык «Вертера» структурирует корпус Гете, исследователи запустили модель в рамках двух выделенных кластеров.
Первый кластер — это работы, непосредственно примыкающие к «Вертеру» и, очевидно, сильнее всего с ним коррелирующие. Второй кластер имеет потенциально высокую концентрацию лексики из «Вертера», но при этом расположен на диаграмме далеко от романа.
Работы из каждого кластера были поделены на индивидуальные «страницы» по 200 слов (средняя длина страницы первого издания «Вертера»).
Полученная топология показывает лексическую относительность «страниц» из девяти работ, которые теснее всего связаны с первым изданием «Вертера»: розовый — первое издание «Вертера», красный — второе издание «Вертера», оранжевый — первая часть «Годов странствий Вильгельма Мейстера», синий — биография Я. Ф. Хаккерта, зеленый — «Разговоры немецких беженцев», бледно-розовый — «Годы учения Вильгельма Мейстера» (7-8 книги), фиолетовый — «Племянник Рамо», светло-голубой — «Мятежные», и другие.
Компьютер засыпает, просыпается человек
По полученной выше карте видно, что соотношение между расположением отдельных страниц и работ, из которых они взяты, весьма неоднородно. Чтобы упростить идентификацию кластеров, был создан алгоритм, который определил наиболее плотно расположенные кластеры, в каждом из которых по пятьдесят страниц. Следующим шагом стало чтение этих кластеров исследователями как обычного текста.
Исследователи обнаружили, что в фиолетовом кластере, например, преобладает понятие «рука» — это одно из слов, которое присутствует в исходном датасете, и одна из ключевых символических и анатомических структур, связанных с искусством XVIII века.
Вот несколько примеров: в «Годах странствий Вильгельма Мейстера» дети изучают жесты, поднимая и опуская руки, а в сцене катания на коньках Герсилия и Флавио хватаются друг за друга; в «Мятежных» один из героев — хирург (от др.-греч. χερί ‘рука’).
В этот кластер вошли только две страницы из первого издания «Вертера». Один из отрывков:
Ich bin, wie ich sehe, in Verzükkung, Gleichnisse und Deklamation verfallen, und habe drüber vergessen, dir auszuerzählen, was mit den Kindern weiter worden ist. Ich saß ganz in mahlerische Empfindungen vertieft, die dir mein gestriges Blatt sehr zerstükt darlegt, auf meinem Pfluge wohl zwey Stunden. Da kommt gegen Abend eine junge Frau auf die Kinder los, die sich die Zeit nicht gerührt hatten, mit einem Körbchen am Arme, und ruft von weitem: Philips, du bist recht brav. Sie grüßte mich, ich dankte ihr, stand auf, trat näher hin, und fragte sie: ob sie Mutter zu den Kindern wäre?
(Я вижу, что впал в восторг, сравнения и декламации, и потому забыл тебе рассказать, что с детьми было дальше. Я просидел на плуге около двух часов, глубоко в творческих раздумьях, о которых я так хаотично писал во вчерашнем письме. Вечером появилась молодая женщина с корзинкой в руке и пошла к детям, которые за все время и не пошевелились. Еще издали она крикнула: «Филипс, молодчина!» Она поздоровалась со мной, я поблагодарил, встал, подошел к ней и спросил, ее ли это дети.)
В этом отрывке есть все главные черты «вертеризма»: приоритет эстетического чувства (mahlerische Empfindungen), кризис нарратива (in Verzükkung, Gleichnisse und Deklamation verfallen), наличие материнства (подчеркнутые слова входят в исходный датасет и одновременно показывают, как понятие материнства кластеризует эту страницу).
Дистиллированный Вертер
Исследователи подчеркивают, что топологическое чтение в большой степени случайно: представленные толкования зависят от конкретных областей, на которые они обратили внимание в рамках различных топологий; толкования также зависят от того, как моделировалась теоретическая категория «вертерности». Топологическое чтение иллюстрирует, как условный объект позволяет увидеть условную среду, которая затем используется рекурсивно для интерпретации этого исходного объекта. По этой причине они предложили финальную топологию корпуса Гете, основанную на более «чистом» языковом датасете (наиболее частотные значимые слова из «Вертера» минус слова, которые являются общими для всего корпуса).
Здесь «Вертер» (№ 32) переместился в секцию драмы и поэзии — произошла его дероманизация. Любопытно, что «Вертер» оказался также близок к переводу «Песни песней» Соломона. Возможно, «Вертер» стал основой пожизненного интереса Гете к переводу и эстетике перевода.
Источник: Piper, A., Algee- Hewitt, M. The Werther Effect I: Goethe, Objecthood, and the Handling of Knowledge. In: Distant Readings: Topologies of German Culture in the Long Nineteenth Century. Ed. Matt Erlin and Lynn Tatlock (Rochester: Camden House, 2014) 155-184.
